спал, – и мой брат набросился на них, как лев. Ему было восемнадцать лет, и к этому времени он уже был отцом двух дочерей и сына. Он обнаружил тела своей жены и детей – тиру сотворили с ними… чудовищные вещи. Мой брат обезумел. Воин в самом расцвете сил, и вдобавок необученный цветомаг…

Объятые паникой, тиру впотьмах накинулись друг на друга, а мой брат убивал всех, кто попадался ему под руку. Говорят, что он сражался как бог – словно сама Анат овладела им. Он убивал до самого рассвета. Потом к нему присоединились жители Агбалу, и они согнали вместе все племя тиру – старых и молодых, торговцев и маркитантов, женщин и пастухов… – Железный Кулак сглотнул, – и Ханишу перебил их всех. Собственными руками. Племя тиру насчитывало две тысячи семей. Сейчас племени тиру больше не существует.

Он отдал карту Кипу.

– Будь осторожен с воспоминаниями, которые ты пожелаешь пережить, Кип. Возможно, после этого тебе придется носить их с собой всю жизнь.

Кип понимал, что ему следует держать рот на замке, но ничего не мог с собой поделать.

– А что, если правда, которая запечатлена в этой карте, расходится с тем, что вы мне рассказали?

Гигант-командующий обратил на Кипа скорбный взгляд:

– Не думаю, что это будет иметь значение. Я потерял большинство людей, что были мне дороги. И я потерял брата. Ханишу больше нет. Он был сломлен тем, что сотворил. Да, он до сих пор первоклассный боец – но он больше не доверяет себе. Он не может вести людей. Из него не получится даже капитана гвардии: слишком большая ответственность. Каждый раз, когда мне приходится вместе с ним вступать в бой, я после этого теряю его на несколько недель.

Железный Кулак провел рукой по своей гладко выбритой голове.

– Кажется, на сегодня я уже сыт по горло правдивыми историями… Итак, это то, о чем ты пришел со мной поговорить? Или есть что-то еще?

– А вы поклянетесь, что никому не расскажете?

– Кип, я не могу дать тебе такого обещания. Я буду делать то, что считаю правильным.

– Мне нужно, чтоб вы поклялись. Иначе я ничего вам не расскажу.

– Ты ничем не лучше всех остальных Гайлов, ты знаешь это? – с тяжелым вздохом промолвил командующий.

– Так точно, сэр. Прошу прощения, сэр.

Железный Кулак помолчал, глядя в пол.

– Не знаю, как у вас выходит крутить всеми нами как вам вздумается. Даже мальчишка-Гайл тащит меня за собой, словно штормовой ветер осенний листок! – Он покачал головой. В его печальных глазах затаилась горечь. – Ну хорошо. Я даю тебе слово.

– Эти карты сделала Янус Бориг. Я пришел к ней домой…

– Янус Бориг? Это же миф, Кип! Старая ведьма из Замка Ветров?

– Я не знаю, о чем вы говорите, – сказал Кип. – Это самая обычная старушка, у нее маленькая мастерская…

– Мастерская?

– Ну да, на Большой Яшме, – недоуменно отозвался Кип.

– Тебе удалось отыскать Истинное Зеркало, спрятанное у всех на виду. Сколько ты пробыл в этом городе, два месяца?… Как ты ее нашел?

– Мне сказала библиотекарша…

– Что за библиотекарша?

– Рея. Рея Сайлуц.

– Хм-м… Надо проверить. Но сейчас это неважно; рассказывай дальше.

– Сегодня вечером я пришел к ней домой. К Янус Бориг. И обнаружил, что ее убили – мужчина и женщина в плащах, вот в этих. Мерцающие плащи: они были в них почти невидимы, за исключением под-красного и сверхфиолетового спектра.

На мгновение на лице командующего появилась гримаса, словно Кип был маленьким мальчиком, плетущим какие-то чудовищные небылицы. Но потом он перевел взгляд на плащи.

– Покажи мне одну из этих карт.

– Хорошо. Какую вы…

– Любую. Дай ее сюда.

Кип вытащил наугад какую-то карту. Железный Кулак извлек тонкую ленточку синего и на мгновение прикоснулся к карте, но тут же убрал палец.

– Другую, – сказал он.

Кип раскрыл карты веером и вытащил еще одну. Командующий не стал ее брать. Он сам выбрал себе карту, извлек люксин, прикоснулся – и снова отдернулся, словно обжегшись.

– Приношу свои извинения, но я должен был проверить. Да, они настоящие. Все – настоящие. Ладно, Кип, расскажи мне все, что там произошло.

И Кип рассказал. Он чувствовал, будто у него с плеч сняли невообразимую ношу. На короткое время он снова стал ребенком – даже лучше, потому что теперь это ему нравилось. В этом мире имелись вещи слишком большие, чтобы он мог справиться с ними в одиночку, и возможность довериться Железному Кулаку принесла ему настоящее облегчение.

– Ну вот. Как вы думаете, что это все значило? – спросил он наконец.

– Я считал, что скоро будет война, – мрачно проговорил командующий. – Я ошибался. Война уже началась. И тебе угрожает огромная опасность, а заодно и мне тоже.

Кажется, это было одно из самых серьезных и крупных заявлений, какие Кипу только приходилось слышать, поэтому он испытал чувство абсолютной неуместности, когда сказал:

– Ах да, э-мм… Есть еще кое-что…

– Что, к тебе в руки попал еще один артефакт, обладающий силой изменять мир, в придачу к двум мерцающим плащам и целой колоде оригинальных, только что изготовленных карт для игры в «девять королей»? – колко спросил командующий.

Кип молча пожевал губами.

– Это была шутка, Кип!

Кип медленно вытащил кинжал и протянул его, держа на обеих ладонях. Он стал длиннее – теперь Кип был в этом уверен. Белизна казалась белее, черные завитки – чернее. Было и еще одно изменение: из семи вделанных в лезвие драгоценных камней один горел ярко-синим цветом еще с тех пор, как Кип вновь отобрал клинок у Зимуна, но теперь внутренним огнем осветился и другой камень. Его свечение было тускло-зеленым.

Сглотнув, Кип поднял взгляд на командующего.

Глава 67

Дазен Гайл дрожал и ежился. Его глаза были сухими и чесались от того, что он недостаточно моргал.

Он бежал наперегонки с собственной смертью и даже не знал, какое количество песка содержится в таймере. Его лихорадка прекратилась, но смертельно его измотала. Его тело, отчаянно пытавшееся исцелиться от болезни и от десятков мелких порезов, которые он получил, пока полз по туннелю из адского камня, было чрезвычайно ослаблено. Глупая прислужница Гэвина все продолжала бросать в трубу синий хлеб. Чем больше Дазен оставлял несъеденным, тем сильнее был его источник синего, тем быстрее он мог извлекать – и тем больше ослаблял себя голодовкой.

К тому же хлеб оставался у него не навсегда. Раз в неделю – разумеется, предполагая, что Гэвин распорядился, чтобы его кормили ежедневно, а не через какие-нибудь неопределенные промежутки времени, – раз в неделю его камеру заливала вода.

Когда это случилось впервые, много лет назад, Дазен посчитал это милостью. Вода была теплой и мыльной. Раз в неделю, пусть в минимальном объеме, но он мог заботиться о своей чистоте; приложив усилия, мог даже вычесать колтуны из волос и бороды. А потом однажды он попытался запасти небольшое количество хлеба – и обнаружил, что от воды хлеб обесцвечивается или по крайней мере покрывается тускло-серыми пятнами. В синей камере, разумеется, пятна были серо-синими, отражая цвет стен.

Это действительно была милость: Гэвин заботился о том, чтобы его брат не подхватил какое-нибудь заболевание, которое могло развиться в грязи и нечистотах, производимых его телом. Но одновременно Гэвин заботился и о том, чтобы все,