может привести страну такое положение дел. Старый Шт. не может преодолеть всех этих трудностей. Я не вижу иного выхода, как передать дело военному ведомству, но это также имеет свои неудобства. Самый проклятый вопрос, с которым я когда-либо сталкивался. Я никогда не был купцом и просто ничего не понимаю в этих вопросах о продовольствии и снабжении». По словам Протопопова, при первом же его докладе в качестве министра Царь просил его познакомиться с продовольственным вопросом и с продовольствия начинать каждый из последующих докладов.

С первого дня, как Царь принял бразды верховного командования, А. Ф. становится, как она выразилась, его «памятной книжкой» по внутренним делам, среди которых продовольственные заботы выдвигаются на первый план. Ею же 29 августа измышлен проект посылки «свитских» на заводы и фабрики для того, чтобы узнать нужды рабочих: пусть знают, что «не одна Дума сует свой нос во все»366. «Надо предвидеть вещи, а не ждать, пока они случаются», – негодует А. Ф. А в сентябре по поводу «позора», что в Петербурге нельзя достать муки… «Вопиющий позор – стыдно перед иностранцами, что у нас такой беспорядок, – возмущается она 8 октября, узнав от Хвостова о недохватке муки и прочем, – «вместо всех этих необходимых предметов привозятся вагоны с цветами и фруктами». «Слава Богу, по прошествии 15 месяцев они наконец выработали план», – пишет А. Ф. 22 декабря, приписывая инициативу новой метле, которая хорошо метет. На Хвостова возлагаются особые надежды (показание Белецкого) – он обещал открыть продовольственные лавки для рабочих в фабричных районах. 1 февраля А. Ф. находит выход из критического положения: «Многие думают, что было бы хорошо, если бы ты хоть на время передал продовольственный вопрос Алеку (т.е. принцу Ольденбургскому, прозванному за свое хаотическое самовластие «сумбур-пашой»), так как в городе настоящий скандал, и цены стали невозможными. Он бы сунул нос повсюду, накинулся бы на купцов, которые плутуют и запрашивают невозможные цены… Наш Друг встревожен мыслью, что если так протянется месяца два, то у нас будут неприятные столкновения и истории в городе. Я это понимаю, потому что стыдно так мучить бедный народ, да и унизительно перед нашими союзниками. У нас всего очень много, только не желают привозить, а когда привозят, то назначают цены, не доступные ни для кого. Почему не попросить его взять все это в руки месяца на два или хоть на месяц? Он бы не допустил, чтобы продолжалось мошенничество. Он превосходно умеет приводить все в порядок, расшевелить людей, но не надолго».

Мы видим, что и «наш Друг встревожен» и подает совет через «видения», ему представившиеся. «Григорий» расстроен был и тем «мясным» вопросом, который Поливанов, по крайней мере по словам Родзянко, считал «планомерным выполнением немецкой пропаганды»; «Друг» советовал призвать «главных купцов» и «стыдить их». Происходило, по словам А. Ф., «нечто вроде мясной забастовки»367. 10 октября «Друг» «в течение двух часов почти ни о чем другом не говорил», как о продовольствии: «насчет войны» он «в общем спокоен», но «другой вопрос Его сильно мучит…» «Ты должен приказать, чтобы непременно пропускали вагоны с мукой, маслом и сахаром. Ему ночью было вроде видения – все города, железные дороги и т.д. – трудно передать Его рассказ, но Он говорит, что это все очень серьезно… Недовольство будет расти, если положение не изменится. В сущности, все можно сделать… Только не надо комиссии, которая затянет все дело на недели, надо, чтобы это было немедленно приведено в исполнение». В ответ на письмо мужа о том отчаянии, в которое его повергает продовольственная разруха, А. Ф. спешит успокоить: «Я понимаю, что ты измучен, сегодня поговорю с Протопоповым и с нашим Другом… Так часто у Него бывают здравые суждения, которые не приходят другим на ум, – Бог вдохновляет Его, и завтра я тебе напишу, что Он сказал368. Он говорит, что дела теперь пойдут лучше, потому что Его меньше преследуют, – как только усиливаются нападки на Него, так все идет хуже». А. Ф. узнает от Шаховского элементарную прозаическую истину, что крестьяне не продают хлеба, выжидая роста цен, – по ее мнению, надо «послать людей из заинтересованных министерств в самые хлебные центры, чтобы разъяснить крестьянам в беседах положение дела с продовольствием. Когда злонамеренные люди хотят чего-нибудь добиться, они постоянно обращаются с речами, и их слушают; и теперь, если благонамеренные потрудятся сделать то же самое, без сомнения, крестьяне станут их слушать. Губернаторы, вице-губернаторы и все их чиновники должны принять в этом участие – поговори с Протоп. и посмотри, что он на это скажет».

Под влиянием советов со стороны рождались, быть может, несуразные проекты в наивном представлении А. Ф.; на авансцену выступали экономические прожектеры типа тибетского полушарлатана, полукомедианта Бадмаева, который в сумбурной книжке «Мудрый русский народ», преподнесенной «помазаннику небесного Царя» и каждому в отдельности члену его семьи, развивал грандиозный план борьбы с продовольственным кризисом и организации снабжения предметами первой необходимости не только России, но и всего мира. Бадмаев писал, что он мог бы «руководить» этим делом, «если бы имел время».

«Этот продовольственный вопрос может свести с ума», – писала А. Ф. в дни начавшейся уже революции, 25 февраля. Как можно было в таких условиях обвинять правительство, поскольку речь идет о представителях верховной власти, в провокации «голодного бунта» в целях прекращения войны?369 В массовом сознании это обвинение отливалось в форму легендарных слухов, что «немцы дали министрам миллиард за обещание уморить возможно большее число простых людей». Департамент полиции отплачивал оппозиции той же монетой и в свою очередь накануне революции обвинял деятелей прогрессивного блока в провокации «голодного бунта» в целях заставить правительство уступить. По утверждению Жильяра, А. Ф. была убеждена, что именно революционеры, преследуя свои задания, мешают подвозу хлеба.

В глазах той среды, на которую опирался проблематический «черный блок», вопросы об организации продовольственного дела являлись также краеугольным камнем правительственной экономики. Ими заняты были все совещания «монархических организаций»; «сытый и обеспеченный рабочий не пойдет на баррикады» – это лейтмотив всех «пожеланий» 1915 г., настаивавших на «безотлагательном» обеспечении продовольствием крупных центров и на спешном проведении в порядке 87 ст. закона об «обеспечении рабочих». «Никакие средства не в силах спасти от погрома голодной толпы», – настаивает одна из записок, поданных в Совет министров в ноябре 1915 г. В «настойчивых просьбах», обращенных к правительству со стороны саратовского совещания, значится: «о принятии спешных мер