по одной причине: у нас есть иные планы освоения денег. Допустим, мы заработали миллиард рублей и говорим Аману Гумировичу, что восемьсот миллионов готовы потратить на проекты внутри Запсиба и КМК. Сначала такие заявления вызывали недоверие губернатора. Он опасался, что уведем деньги в Москву, «распихаем» по офшорам.

Потом, видя, что наши слова превращаются в дела, появляется новое оборудование, совершенствуются условия труда рабочих, Тулеев сменял гнев на милость. Он никогда не говорил: ребята, давайте все потратим на заборы и фасады. Нет, Аман Гумирович понимал: производство в его регионе – основа жизни.

Определенного рода трансформация в сознании Тулеева произошла, когда у него начались проблемы со здоровьем. Он стал реже ездить по области, меньше времени тратить на общение, степень вовлеченности в детали постепенно падала. Я уже знал основные принципы, на которых основывались его требования, и он, видимо, доверял мне, поэтому переговоры проходили быстро.

В кризисные девяностые мы встречались относительно часто – пару раз в месяц, не реже. Потом стали видеться раз в квартал. Когда лет десять-пятнадцать назад Тулеев приезжал в Новокузнецк, все происходило по отлаженной схеме: сначала какое-то мероприятие, затем – совместный ужин или обед. Со временем мы стали встречаться в его рабочем кабинете.

Видя, что наши слова превращаются в дела, появляется новое оборудование, совершенствуются условия труда рабочих, Тулеев сменял гнев на милость.

Надо сказать, что Тулеев – небольшой любитель посиделок. Пьяным не видел его ни разу. Как-то при мне он выпил сто граммов водки. Все, это максимум за один присест. Он себя в этом смысле очень контролировал. Допускаю, где-то и позволял себе расслабиться, но точно не в ситуации, когда вокруг сидели люди, представлявшие местный истеблишмент.

Многие не верили прежде, сомневаются и сегодня, но могу заявить, что Тулеев никогда не просил ничего для себя лично. Помочь школе, детскому саду – не вопрос, но о себе ни разу даже не намекал. Так было проще и комфортнее и мне, и ему.

В 2012-м с подачи губернатора я прописался в Новокузнецке. Абсолютно прагматичный поступок. Тулеев попросил, я сделал. Никакого патриотизма в моих действиях искать не следует, не хочу изображать, будто испытываю сентиментальные или ностальгические чувства к Новокузнецку. Этого никогда не было. Я ведь родился в Краснодаре. Сейчас, к слову, я прописан уже в Качканаре. С точки зрения дисциплинированного налогоплательщика нет разницы, где платить по счетам. Я получал крупные суммы в виде дивидендов. С точки зрения объемов городского бюджета Москвы тринадцать процентов от этого – не такая уж большая толика. Для Новокузнецка или того же Качканара эти деньги гораздо весомее. Так почему бы не помочь?

Я сторонник рационального подхода во всем. Моя позиция проста: мы должны разливать сталь, а не пиво. Поначалу чем только нам не приходилось заниматься: делали телевизоры, видеомагнитофоны и корпусную мебель, валяли валенки, имели птицефабрики, изготавливали столовую посуду, производили колбасу и сосиски. Потом пришли к пониманию, что не надо пытаться объять необъятное и хвататься за все подряд. От непрофильных активов мы последовательно избавлялись – продавали, отдавали, дарили. Как-то раз я прилетал к Тулееву в Белокуриху, где он отдыхал, и мы сцепились в дискуссии о судьбе санатория Запсиба. Я не скрывал горячего желания избавиться от него, поскольку не раз убеждался: в долгосрочной перспективе компания лишь проигрывает от содержания того, что не имеет прямого отношения к основному бизнесу.

Многие не верили прежде, сомневаются и сегодня, но могу заявить, что Тулеев никогда не просил ничего для себя лично. Помочь школе, детскому саду – не вопрос, но о себе ни разу даже не намекал.

Тулеев всегда сохранял ясный ум и полную адекватность. Если он что-то не понял, значит, ты плохо объяснил. Да, иногда Аман Гумирович с чем-то не соглашался. Губернатор возражал, поскольку обсуждался социальный вопрос, от которого зависело благополучие людей. Мы смотрели с позиции экономической целесообразности, а он видел проблему со стороны рабочих и их защищенности. Поэтому и санаторий в Белокурихе мы не могли сбросить, как пятое колесо. И отдать его кому попало Тулеев нам тоже не позволил бы. В итоге договорились, что достроим санаторий, закупим оборудование, а потом передадим на баланс области. Не нужны нам были врачи и пантовые ванны, мы сталь варили!

Не сразу, но Аман Гумирович согласился с моей логикой…

В таком ключе и строились наши взаимоотношения с властью. Вы – администрация, мы – собственники: платим налоги, помогаем с реализацией социальных программ, понимая, что существующая бюджетная система не позволяет решать все необходимые задачи. Но я не уставал повторять: мы не лезем в политику, не назначаем и не покупаем губернаторов, мэров. Это тоже холодный расчет: если начинаешь пытаться «рулить» политиками, рано или поздно тебе придется отвечать за своих ставленников. Это сказки, будто люди не знают, кто за кем стоит.

С Тулеевым в этом смысле было просто, он сразу задал понятный и четкий формат общения, без двойного дна. Может, с кем-то у него сложились иные отношения, но я не слышал даже сплетен, будто кто-то пробовал поставить Тулеева в зависимость от себя. Если бы и услышал, все равно не поверил бы.

Аман Гумирович всегда сохранял ясный ум и полную адекватность, если он что-то не понял, значит, ты плохо объяснил.

Должен сказать, я никак не участвовал в его долгой и трудной борьбе с болезнью, были другие люди, помогавшие Тулееву в поиске врачей и выборе методики лечения. Это деликатная тема, я не считал нужным навязывать свои советы, поскольку не имею в медицинской сфере настолько проверенных контактов.

На людях он всегда был со мной подчеркнуто официален. В личном общении позволял себе называть меня на «ты», я же все эти годы оставался только на «вы» и обращался исключительно по имени и отчеству.

Аман Гумирович – очень внимательный, безупречный в соблюдении протокола и правил хорошего тона человек. Из всех знакомых губернаторов он единственный, кто всегда присылал телеграмму на день рождения моей матери. Хотя я не говорил ему, когда именно мы отмечали это семейное событие.

На какую-то круглую дату я решил подарить Тулееву машину. Конечно же, для главы региона годился только «Мерседес» представительского класса, тут даже думать было не надо. Я прекрасно понимал, что жест станет публичным, преподнести губернатору автомобиль и сделать это тайно не получится. Эту игрушку не засунешь за воротник, не спрячешь в карман. Тулеев, узнав о моих планах, сразу сказал, чтобы даже мысль оставил.

В последующем