Мы всегда откровенно говорили с Аманом Гумировичем. Он умел слушать, никогда силой не навязывал свое мнение, умел убеждать, находил весомые аргументы. Понимая, что я отстаиваю в правительстве интересы шахтеров, он старался найти способ выразить благодарность и награждал меня учрежденными в Кузбассе орденами и званиями. В 2017 году, например, я стал почетным гражданином Кемеровской области. Конечно, это очень приятно, не буду скрывать.

Аман Гумирович – харизматичный человек и великолепный оратор. Если его не знать, может создаться впечатление, что Тулеев импровизирует на ходу, хотя в действительности он тщательно готовился к каждому выступлению. На мой взгляд, это правильно. Аман Гумирович никогда не боялся общаться с людьми, шел к народу – и в радостные моменты праздника, и в горе, которое для шахтерских регионов, к сожалению, не редкость.

С годами Тулеев становился лишь мудрее, чванства или самодурства я за ним не замечал. Наоборот, при любом удобном случае он старался выразить уважение к представителям старшего поколения – ветеранам, учителям, которые помогли ему в жизни.

Аман Гумирович никогда не боялся общаться с людьми, шел к народу – и в радостные моменты праздника, и в горе, которое для шахтерских регионов, к сожалению, не редкость.

Аман Гумирович поддерживал в людях идею областного патриотизма, любви к своей земле. Воспитывал молодежь на примере знаменитых соотечественников. Дружил с космонавтом-кузбассовцем Алексеем Леоновым, назвал именем выдающегося земляка аэропорт в Кемерове. Задолго, кстати, до того, как в России решили сделать воздушные порты, что называется, именными.

В последние годы Тулеев столкнулся с тяжелым заболеванием позвоночника, и это отразилось на его работоспособности. Я видел, что ему тяжело ходить, но ум-то по-прежнему оставался ясным. Болезнь не позволяла Аману Гумировичу, как прежде, постоянно ездить по области, но бразды правления он держал все так же крепко, чем напоминал мне Франклина Рузвельта, который и сидя в инвалидной коляске смог стать одним из самых выдающихся президентов Соединенных Штатов.

Аман Тулеев – губернатор, создавший большой задел и в угольной промышленности, и в социальной сфере Кемеровской области.

ЮРИЙ МАЛЫШЕВ

Академик РАН, президент Академии горных наук

То, что Аман Гумирович осилил, я бы не выдержал

Могу уверенно сказать, что неплохо знаю Кузбасс. Приехал туда из Алма-Аты сразу после окончания школы. Начал работать подкатчиком на терриконике на шахте имени Клима Ворошилова в городе Прокопьевске, затем учился в Кемеровском горном институте и получил направление на шахту «Зыряновская» треста «Куйбышевуголь» в Новокузнецке, где прошел путь от горного мастера до генерального директора ПО «Южкузбассуголь». Там же поступил в заочную аспирантуру Московского горного института и впоследствии стал руководителем угольной отрасли России и академиком РАН.

С Аманом Тулеевым я впервые встретился в Новокузнецке, когда работал гендиректором «Южкузбассугля», а он – начальником Новокузнецкого отделения железной дороги.

Потом наши пути-дорожки снова пересеклись в 1993-м, когда я возглавил компанию «Росуголь».

Это были тяжелые годы. В ходе реструктуризации горнодобывающей отрасли я был вынужден отдавать приказы о закрытии нерентабельных шахт. Трудное решение! Приходилось резать, что называется, по живому. Многие не понимали необходимости такого шага, в том числе и Аман Гумирович. Ведь ликвидация каждой шахты означала потерю работы для тысяч людей.

Например, шахта «Физкультурник» существовала с 1904 года, и вдруг из Москвы приезжает Малышев и распоряжается горные работы остановить. Горняки были готовы выместить на мне весь свой пролетарский гнев!

А почему я требовал закрытия старых и взрывоопасных шахт? Не понаслышке знал, какая это тяжелая и опасная профессия – шахтер. Знал еще с той поры, когда сам начинал трудовой путь в Прокопьевске. Горняков с высоких трибун красиво называли рабочей гвардией. А в каких условиях жила она, эта гвардия?! Часто – в бараках! Половицу поднимаешь, а под ней стоит вода. Шахты, где работали люди, в любой день могли стать их могилами. С начала века многие подземные выработки так никто и не модернизировал. Даже норма существовала: выданный на-гора миллион тонн угля – одна человеческая жизнь. Дорого обходился стране уголек…

Первое время обижался на Тулеева, но потом понял: это не было местью с его стороны. Он решительный, мужественный, уважающий себя человек. И настоящий политик.

Помню, в середине девяностых звонит мне тогдашний глава кемеровской администрации Михаил Кислюк: «Юрий Николаевич, на “Черкасовской” женщины собираются блокировать железную дорогу из-за того, что шахту закрываете». Сажусь в самолет, прилетаю в Кузбасс, еду на «Черкасовскую», где ежегодно гибло не менее десяти мужиков. В клубе полно народа, все кричат, возмущаются. На сцене висит план горных работ.

Я подхожу к этому листу ватмана и говорю: «Смотрите внимательно, женщины! Красный крест на схеме обозначает пожар под землей. Видите? Вот в выработке красный крест, вот еще. И еще, еще… Здесь горит, а тут – ваши мужики уголь рубят. Проголосуете, чтобы они и дальше там работали, рядом с огнем, трогать шахту не буду. Но учтите, что ответственность за их жизни тогда тоже никто нести не станет». На мгновение в зале повисла пауза, потом встала женщина и говорит: «Ладно, закрывай. Нам мужья дороже».

И мы остановили «Черкасовскую».

Или другой случай. Году в 1996-м вместе с первым зампредом правительства Владимиром Потаниным я спустился в шахту «3-бис». Посмотрели все, пообщались с рабочей сменой, выходим на поверхность и видим: стоят школьники во главе с учительницей. Человек двадцать. Ребятишки держат плакаты: «Малышев и Потанин – убийцы шахт!», «Уходите в отставку!», «В тюрьму!». Подошел я к детворе, спрашиваю: «Поднимите руки, у кого на этой шахте погиб папа, брат или дядя». В ответ – лес рук. Теперь задаю вопрос учительнице: «Хочешь, чтобы эти дети выросли и тоже закончили жизнь под землей? Ради чего?» Лепечет, глаза не поднимает: «Извините…»

Принимая решение, я всегда руководствовался интересами людей, их благом. В каждом шахтерском городе были свои болевые точки. Мы вместе с областной администрацией искали выходы и часто находили их при поддержке депутатского корпуса. В Прокопьевске пустили трамвай, в Междуреченске построили очистные сооружения, в Ленинске-Кузнецком – большую, а главное, современную больницу. Когда я увидел новое здание, первое, о чем подумал: а кто в ней будет работать, какие врачи согласятся поехать в этот богом забытый шахтерский городок? И мы построили на лесной опушке двадцать коттеджей и многоквартирные дома, чтобы главврачу было чем привлечь квалифицированных сотрудников. Больница и сейчас работает, являясь одной из лучших в стране.

И все же Тулеев долго на меня обижался, не