В обществе ей пели дифирамбы, восторгались ее безупречной красотой и целомудрием и в то же время потихоньку передавали сплетни о какой-нибудь ее тайне, хотя истины никто не знал. Истина же заключалась в мимолетных грехах, сладостных и печальных, на которые ее толкал все тот же постоянно мерещившийся ей образ героя ее первого романа.

В кладовой были два небольших квадратных окошка, похожих на бойницы. Обычно они снаружи плотно прикрывались медными дверцами; теперь эти дверцы были открыты, их длинные металлические засовы торчали, как пики. В окна проникали тонкие пучки бледных солнечных лучей. Они отбрасывали на противоположную стену тень железных оконных решеток.

Тусклый отраженный свет падал на лицо Сёдзо, стоявшего боком к окну.

Время от времени Миоко прерывала работу и долгим, пристальным взглядом смотрела на Сёдзо. Этот взгляд не светился ни любовью, ни лаской. Скорее он был вызывающим, откровенно сладострастным. В крови ее вспыхнуло пламя, и она не гасила его, а с наслаждением сгорала в нем. И так же стремительно, как перекидывается огонь, она отложила костюм и подошла к Сёдзо. Затем, нагнувшись, стала быстро подбирать разбросанные на полу мешочки с ароматическим порошком и швырять их в сундук, нарочно задевая Сёдзо. Потом она вдруг выпрямилась, стала рядом с ним и начала помогать ему укладывать костюмы. Пальцы их то и дело соприкасались, и каждый раз у него захватывало дух, как тогда, когда, желая поправить лед на голове Тадафуми, неожиданно дотронулся до ее руки. Слабый запах ароматного порошка смешивался с благоуханием, исходившим от стоявшей рядом женщины.

Перед глазами его, как белые мышки, мелькали нежные белые пальцы. Кровь прихлынула к его щекам, стучала в висках, становилось трудно дышать. И в то же время сердце замирало от радости и какого-то страха, словно его захлестывала гигантская волна. В голове проносились дерзкие мысли, а вместе с тем он не осмеливался даже взглянуть на Миоко. Он старался не смотреть на нее, но глаза невольно останавливались на белой груди, видневшейся в глубоком вырезе платья, где сверкал изумруд, как зрачок волшебницы, устремившей на него свой магнетический взгляд. А рядом другой зрачок — черный, живой, излучавший такой же яркий и чарующий свет. Сёдзо был как в полусне, но работал с лихорадочной быстротой, желая поскорее покончить с укладкой костюмов и вырваться наконец из этого проклятого колдовского плена.

Неубранных костюмов оставалось уже немного... Наконец все они были уложены. Сёдзо аккуратно накрыл их краями разостланного на дне большого желто-зеленого шелкового платка, положил сверху -реестр и захлопнул крышку. Затем вставил ключ в замок и со звоном повернул его. Покончив с этим, он шумно вздохнул, неторопливо вытащил платок, отер лоб и откинул назад падавшую на глаза прядь волос.

— Устали? Присядем,— предложила Миоко и осмотрелась вокруг, как бы подыскивая подходящее место. Затем подошла к длинному лакированному ящику, предназначенному для хранения мелких вещей, и села. Сёдзо тоже отошел от сундука с костюмами, но у него не было желания последовать за ней. Ему хотелось как можно скорее сбежать по лестнице и очутиться на свежем воздухе. Это дурацкое тягостное оцепенение, сковавшее вдруг все тело, наверняка связано с тусклым освещением кладовой. Полумрак всему придает нелепую таинственность и действует словно гипноз. Стоит выйти на свет—и все мгновенно развеется как дым. Он хотел было направиться к выходу, но ноги сами привели его к Миоко, улыбающееся, манящее лицо которой было совсем близко от него.

— Помучила я вас сегодня? Вы не сердитесь? Простите меня.

— Да ничего! — вырвалось у Сёдзо, и, сам удивленный своим грубым тоном, он покраснел. Так отвечать на милое, любезное извинение было не только неучтиво, но даже нелепо. Он стал торопливо объяснять ей причину своего раздражения. Ему досадно, что здесь не оказалось тех костюмов, ради которых она приехала сюда из Бэппу и напрасно потратила столько времени.

— Ну, это не совсем верно. Кое-что здесь все-таки нашлось,— возразила Миоко.— И если вы будете до конца любезны и возьмете на себя труд отправить их в Токио, то и выйдет, что я приезжала сюда не напрасно.

— Да, разве что так.

— Вот именно. И вообще, если бы я даже знала, что не найду здесь ни одной нитки, я бы все равно явилась сюда. Приехала я вовсе не из-за костюмов. И уж если хотите знать всю правду, я и в Бэппу приехала не за тем, чтобы повидаться с бабушкой...

Говорила она без запинки, словно заранее выучила это наизусть. Она произносила слова так же старательно, как дети, выступая на концерте, играют на музыкальных инструментах, точно следуя тем приемам, которым их обучали. Однако в ее нежном ровном голосе не было тех «форте» и «тремоло», на которые обычно с таким откровенным рвением нажимают юные музыканты-любители.

Итак, она приехала сюда не ради костюмов и не ради бабушки. Но тогда ради чего или ради кого она приехала? Кто этот человек? Этого она не собиралась говорить. Не сказала она и о том, как сильно любит его и хочет сама быть любимой.

И вдруг она сделала жест, который ясно давал понять, чего она хочет.

Женщина, которая была старше Сёдзо на восемь лет, знала, что в таких случаях слова не нужны.

Сёдзо вздрогнул, как машина, заторможенная на полном ходу. Глядя на его густо покрасневшие, влажные от пота, еще по-мальчишески круглые щеки, она как ни в чем не бывало заговорила:

— Приезжайте завтра в Бэппу. Днем я приглашена в гости, а вечером буду свободна. С шести часов. Переночуете у нас. Хорошо? Послезавтра меня в Бэппу уже не будет. До этого я хотела бы встретиться с вами еще раз. Понимаете?

На губах ее играла чуть заметная улыбка. Глаза, горевшие нескрываемым вожделением, казалось, метали черные молнии. Тени пробегали по лицу, меняя его до неузнаваемости. В ее красивых чертах было сейчас что-то жуткое, и Сёдзо содрогнулся от какого-то непонятного страха, но тут еще сильнее закипела кровь — восторг и неутоленная юношеская страсть овладели им.

Словно загнанная мышь, бросающаяся в отчаянии на кошку, он, весь дрожа, впился в ее красные губы.

Весть о том, что приезжала госпожа Ато, распространилась в городе раньше, чем ее автомобиль успел добраться до Бэппу. Недалеко от усадьбы стоял храм, и Миоко решила заехать туда — этого было достаточно, чтобы о ее приезде узнали.

Когда темно-синий бьюик остановился у главных ворот храма,