— О! Где же она остановилась?

— На вилле Фудзан.

— Ты был с визитом?

— Нет.

— Почему? Неужели ты не мог сообразить этого! Неужели ты не понимаешь, что необходимо было поехать туда, и притом сразу! Ты ведь на свободе, сам себе хозяин и можешь в любую минуту поехать, куда тебе вздумается. И Сакуко хороша! Ничего не соображает!

— Да нет, она-то как раз меня за это бранила.

— Ну и правильно. Прямо отсюда и отправляйся туда, да не мешкай. Только вот с пустыми руками — это нехорошо.

Киити велел Сёдзо зайти к управляющему их местной конторой и распорядиться от его имени, чтобы тот немедленно купил подходящий подарок.

Это не было проявлением родственных чувств к Сёдзо. Киити заботился о соблюдении приличий и собственном престиже. Но как бы там ни было, подарок покупать не было необходимости. Сакуко все предусмотрела. На утреннем базаре была куплена великолепная рыба. Ее замариновали в вине и уложили в большой ящик. Сёдзо привез его с собой в дорожном чемодане и оставил в местной кон? торе фирмы «Ямадзи», недалеко от вокзала.

Когда-то тюрьма находилась на окраине. Но город рос, вокруг тюрьмы одна за другой открывались лавчонки, и постепенно она оказалась в черте города.

Здание тюрьмы без всякого плана обрастало новыми пристройками и стало еще более неуклюжим, чем было вначале. Камеры были ужасно тесными. Окрестные ребятишки постоянно торчали у деревянного забора, смотрели в щели и выкрикивали ругательства по адресу арестантов в красных халатах (Красные халаты — одежда заключенных в японских тюрьмах), которые, волоча свои цепи, выполняли различные работы на тюремном дворе.

Это обстоятельство было одним из наиболее веских аргументов в выступлениях тех, кто добивался перевода тюрьмы в другое место. После шумных дебатов как будто решили тюрьму отсюда перевести. Был даже отведен для нее участок за городской чертой. Но потом дело заглохло, а вскоре разразился скандал—членов префектурального совета обвинили в коррупции. Вокруг этого дела постоянно разгорались политические страсти, шли бои между сэй-юкаевцами и сторонниками Минсэйто, а тюрьма оставалась на старом месте. Ее не только никуда не перевели, но перестали даже ремонтировать. Здание разрушалось, на всем была печать запущенности, и это само по себе неприглядное место день ото дня приобретало еще более мрачный вид.

Каждый раз, когда Сёдзо приезжал к брату, у него возникало странное чувство. Ему казалось, что человек за четырехугольным окошечком был не его брат, а он сам. Такое чувство было у него и сегодня.

Полгода мытарств в полицейских кутузках, затем трусливое ползанье на коленях перед всей этой сволочью, а потом падение по наклонной плоскости. Так альпинист, у которого ледоруб скользнул по обледенелой скале и нога потеряла опору, неудержимо катится вниз.

Это его вчерашний день, и это его сегодня.

Май близился к концу. Полуденное солнце на юге Кюсю припекало вовсю. Поля мягкой серой шляпы плохо защищали Сёдзо от горячих лучей. Выйдя за ворота тюрьмы, он глубже надвинул шляпу на вспотевший лоб. Перейдя дорогу, он свернул в переулок. Там была лавка, принимавшая заказы на передачи для заключенных.

Сёдзо не хотелось думать ни о чем, разве только о самых насущных делах. Надо было позаботиться о передаче для брата — он просил карасей и паштет из угрей и вареного риса.

Хозяйка лавки, женщина лет сорока, была с Сёдзо особенно любезна, потому что все, кто навещал Киити, заказывали для него самые дорогие блюда. Она в раздумье потерла руки, затем, посмотрев на стенные часы, ответила:

— Поздновато, конечно. У меня уже разобрали угрей, но для вас я все сделаю. Можете не беспокоиться. Кстати,— добавила она,— передайте, пожалуйста, госпоже Канно... Впрочем, завтра она, вероятно, сама здесь будет, и я ее увижу... Но на всякий случай скажите, что белье из стирки получено и уже передано по назначению.

— Благодарю вас,— поклонился Сёдзо, поднимаясь со стула.

Выйдя из переулка, он попал на большую улицу, по которой шел трамвай. Адвокат Такеда, как это принято в провинциальных городах, отдельной конторы не имел и принимал на дому. Жил он далеко за префектуральным управлением, Сёдзо надо было проехать несколько остановок трамваем и дальше идти пешком.

Когда он был в лавке, у него мелькнула мысль позвонить оттуда по телефону, чтобы узнать, дома ли адвокат. Но потом, почему-то передумав, он так и не позвонил.

«Днем я приглашена в гости. А к вечеру вернусь. Около половины седьмого». Она назначила даже час свидания. Слова ее назойливо звучали в ушах Сёдзо. Он старался не думать об этом и не мог. Но ведь это она шептала ему на ухо, она звала его к себе. Он-то ничего не обещал. Он не сказал ни да, ни нет.

Он без конца твердил себе: нельзя ехать, не следует ехать, а все-таки поехал. Да еще навязали ему этот идиотский подарок. Надо бы попасть туда, пока она не вернулась из гостей, оставить ящик, визитную карточку и уйти. А еще лучше отложить посещение адвоката и отправиться прямо сейчас. Приморская электричка через сорок минут доставит его в Бэппу.

И все-таки Сёдзо сначала пошел к адвокату. Тот оказался дома, но у него были клиенты. Пришлось ждать в приемной. Из кабинета хозяина доносились возбужденные голоса. Видно, речь шла о каком-то запутанном деле, разговор затягивался.

Сёдзо достал из кармана журнал «Под знаменем новой науки» и снова стал пробегать глазами статью Киёси Мики, которую начал читать еще в тюремной приемной, дожидаясь свидания с братом. Но на сердце было почему-то тревожно, и он никак не мог сосредоточиться.

Отложив журнал, он рассеянно взглянул в окно. Под ним в саду росли олеандры. Сёдзо знал, что эти столь любимые китайцами растения были посажены и на вилле Фудзан еще в те времена, когда там жил генерал Ли. Великолепные высокие кусты олеандров цвели на усыпанном галькой дворе. В курортном городке с горячими источниками и цветы и листья на мандариновых деревьях распускались раньше, чем в соседних городах и селах. Там уже, наверно, олеандры осыпаны розовыми икрасными цветами, как летом. А здесь на ветках пока еще только бутоны.

Продолговатые плотные листы, меж которыми там и сям виднелись полураспустившиеся бутоны, казались темными — солнце уже начинало клониться к закату.

— Брат ваш нервничает, он все время меня торопит. Но поймите, теперь не те времена, и так быстро дело не делается. Я не думаю, чтобы вскоре удалось взять его на поруки.

Сёдзо высидел в