работы, находились новые деревни, лишенные вследствие этого обычного присутствия Церкви. Трудившиеся в этих местах батраки, которые нередко были выходцами из соседних провинций, объединились в социальный организм, непохожий на тот, который сформировался у сельскохозяйственного пролетариата других европейских стран. В отличие от крепостных крестьян из немецких земель к востоку от р. Эльба у них не было за плечами веков зависимости и покорности. Итальянское крестьянство являлось общественным классом новой формации, и в некоторых аспектах его менталитет был ближе к рабочим и служащим, чем к крестьянам. Сама среда, в которой они жили и работали, которая постоянно менялась, помогала им понять бессмысленность всех усилий, направленных на восстановление старого соотношения сил в деревне. Сельские жители возлагали надежды не на возвращение к прошлому, а, напротив, на будущее, прогресс и социализм. И действительно, именно среди батраков Паданской равнины пропаганда социалистических идей, которая до сих пор ограничивалась узкими слоями интеллектуалов и наиболее образованными городскими пролетариями, одержала первую крупную победу, и именно через эти слои социализм начал распространяться в деревне.

Уже упоминалось имя Андреа Косты. К нему можно добавить имена Камилло Прамполини в Реджо-Эмилии, врача Николы Бадалони в Полезине, Эджидио Бернароли в Мантуе, Нулло Бальдини в Равенне, Леониды Биссолати в Кремоне. Эти люди неутомимо и упорно организовывали первые «союзы» батраков, поощряли возникновение первых кооперативов, распространяли в Эмилии и в нижнем течении р. По социалистические идеи, возглавляли первые забастовки. Они скромно и незаметно завершали работу, значения и последствий которой сами они, возможно, не сознавали. Италия была единственной страной в Европе, где на протяжении последующих десятилетий развитие социализма и рабочего движения не наталкивалось на глухоту и недоверие крестьянских масс, и здесь, как бы то ни было, проблема «завоевания деревни» пролетарским авангардом и городскими интеллектуалами была сопряжена с меньшими трудностями. Более того, в некоторых случаях (типичной являлась ситуация в Эмилии) «красная» деревня осаждала и брала приступом «белый» город.

Развитие капитализма и прусский путь

Для тех, кто, подобно Камилло Кавуру, Карло Каттанео или Франческо Ферраре, вырос в эпоху триумфального развития капитализма и свободной торговли, путь, который предстояло проделать Италии, чтобы превратиться в современную буржуазную страну, предполагал безоговорочное включение в систему европейской экономики. Однажды вдохнув суровый, но освежающий воздух конкуренции, итальянские земледельцы и предприниматели должны были смириться с необходимостью засучить рукава и модернизировать свои хозяйства, чтобы выдержать соперничество на международном рынке. На этом пути им, разумеется, пришлось натолкнуться на стену привилегий, несогласованности и особенностей, составлявших основу «старого порядка» в Италии. Поэтому борьба перенеслась на политическую арену — экономическое и общественное возрождение должны были прийти снизу, благодаря свободной инициативе отдельных производителей — так, как это произошло в крупнейших капиталистических странах Европы. Естественно, это был долгий процесс, но именно его постепенность являлась залогом успеха.

Правительства, сменявшие друг друга в первые двадцать лет существования единого государства, в основном оставались верны этой идее вообще и ее либеристским предпосылкам в частности. Подписанные ими торговые договоры, важнейшим из которых был заключенный в 1873 г. договор с Францией, как и те соглашения, которые подписал еще Кавур, несли на себе отпечаток ярко выраженного либеризма. Но преемники этого государственного деятеля — лишенные фантазии душеприказчики — не сделали, как мы убедились, ничего или почти ничего для преодоления препятствий, мешавших в противоречивых условиях новой Италии свободному развитию инициативы мелкой буржуазии.

Со временем, в условиях продолжающейся стагнации, подобная перспектива длительного развития снизу уже не представлялась для Италии столь заманчивой. Стране необходимо было наверстывать упущенное время, решать неотложные проблемы, внимательно прислушаться к общественному мнению. Возник вопрос: неужели Италия не может избрать ту кратчайшую дорогу, которая позволила новой Германии всего через несколько лет после национального объединения превратиться в сильнейшую независимую державу, чьи товары покоряли мировые рынки и чья техника вызывала зависть всех конкурентов? Так вырисовывалась пока еще нечеткая перспектива прусского пути развития капитализма — экономической перестройки, руководимой сверху при определяющей роли государства, под знаком протекционизма и усиления престижа страны на международной арене.

Около 1874 г., когда готовился переход власти к «левой», в Италии начали обсуждать «экономический германизм», и группа экономистов, среди которых самой заметной фигурой был Луиджи Луццатти, основала новый журнал — «Джорнале деи экономиста»[371], где обосновывалась необходимость пересмотра традиционной либеристской направленности итальянской политической экономии. Однако их идеи не получили бы той популярности в среде интеллектуалов и, что куда важнее, в предпринимательской среде, если бы они не отталкивались от условий итальянской действительности. Государству — строителю железных дорог и арсеналов, отводилась роль катализатора экономического развития не только в теории — этот принцип претворялся в жизнь всеми правительствами, сменявшими друг друга в Италии и в самом кавуровском Пьемонте. Другим условием экономического развития прусского типа, вызывавшим заметные аналогии с тем, что происходило в Германии времен Бисмарка с ее юнкерами и либеральными промышленниками, был модус вивенди, которого, как мы убедились, могли достигнуть наиболее влиятельные социальные слои: промышленная и торговая буржуазия Севера и землевладельцы Юга. Благодаря этому единству правящие классы Италии могли относительно легко противостоять неизбежным потрясениям и вполне предсказуемой реакции народа, которую нередко вызывают экономические преобразования, проводимые форсированными темпами и управляемые сверху. На самом деле существовала обоюдная уверенность, что игра ведется честно: никто из двух партнеров не был заинтересован ловить рыбу в мутной воде и использовать друг против друга возмущение и протесты низов общества.

Первые знаки нового экономического курса стали вырисовываться примерно в 1878 г., когда давление промышленников текстильной и машиностроительной отраслей Севера вынудило правительство впервые принять протекционистский таможенный тариф.

С тех пор экономическая жизнь Италии становится более активной, а рынок капиталов более оживленным. Это явилось следствием проникновения в Италию новых форм кредита, например тех, которые впервые ввели во Франции братья Э. и И. Перье и которые имеют конечной целью финансирование инвестиций. По этому пути двигались новые банковские организации, такие как Кредито мобильяре и Банка дженерале. Часть их капиталов использовалась для инвестиций преимущественно спекулятивного характера: в 1880-х годах. Италия испытала первую лихорадку строительных спекуляций. Из-за сноса зданий, проводившегося в неограниченных масштабах в Риме, центр столицы принял претенциозный современный вид и был навсегда обезображен несколькими уродливыми сооружениями, самым монументальным из которых, без сомнения, является