Артур пристально смотрел на отца. Теперь он был спокоен.

– Вы довели меня до этого, – сказал он. – И я не обжалую приговор. Я пройду через все.

Несколько мгновений оба молчали.

– Что же, – сказал Баррас почти жалобно, – ты сам себя накажешь. – Он отвернулся и направился в столовую.

Когда Артур шел наверх, ему смутно послышался откуда-то плач тети Кэрри.

В этот вечер в городе царило большое оживление. Поступок Барраса вызвал потрясающую сенсацию. Патриотизм принял размеры горячки, и толпа народа прошла по Фрихолд-стрит с флагами и пением «Типерери». Она выбила стекла в домике миссис Скорбящей, затем направилась к лавке Ганса Мессюэра. С некоторого времени к старому Гансу, как к чужестранцу, относились подозрительно, и теперь взрыв патриотизма превратил это подозрение в уверенность. Парикмахерскую разгромили, разбили зеркальную витрину, перебили бутылки, изорвали шторы, а гордость старого Мессюэра – вывеску, размалеванную красными и синими полосами, – разнесли в щепки. Ганса, в ужасе вскочившего с постели, избили и оставили в беспамятстве на полу.

Два дня спустя Артур был арестован и отведен в тайнкаслские казармы. Все произошло в полном спокойствии и порядке. Он попал в машину, и теперь все шло гладко и независимо от его воли. В казармах он отказался надеть форму. Его немедленно судили военным судом, приговорили к двум годам каторжных работ и постановили перевести в Бентонскую тюрьму.

Уходя после этого второго суда, он думал о том, как все произошло. И странно запомнилось лицо отца: красное, смущенное, смутно недоумевающее.

XII

«Черная Мария» резким толчком остановилась у Бентонской тюрьмы, и послышался звук отодвигаемых засовов. Артур сидел в темном и тесном отделении «Черной Марии», все еще ошеломленный, пытаясь освоиться с мыслью, что он едет в тюремной карете, что он – арестант.

Машина опять дернулась с места и так же резко остановилась. Дверь отперли и распахнули настежь, впустив неожиданно струю ночной свежести. Голос тюремного надзирателя прокричал:

– Выходите!

Артур и четверо других арестованных встали в своих узких отгороженных клетках и вышли из машины. Путешествие из Тайнкасла в Бентон было долгим и мучительным, но наконец они оказались во дворе тюрьмы. Ночь была грозовая, небо закрыто тучами, дождь лил как из ведра, в выбоинах асфальта образовались лужи. Артур торопливо огляделся кругом: высокие серые стены с зубцами и остроконечными башенками, ряды дверей с железными засовами, тюремные сторожа в блестящих клеенчатых плащах, тишина и расплывчатый мрак, смягчаемый только слабым пятном желтого света над аркой. Пятеро вновь прибывших узников стояли под дождем, пока один из надзирателей не прокричал команду, и их ввели через другую дверь в выбеленную известкой комнату, белизна которой ослепляла глаза после мрака, царившего снаружи. В этой пустой и светлой комнате сидел за столом полицейский чиновник – пожилой человек с глянцевитой лысиной во всю голову, а перед ним лежала груда бумаг и регистрационный журнал.

Тюремный надзиратель подошел к чиновнику и заговорил с ним. Пока они разговаривали, Артур рассмотрел тех четверых, которых привезли с ним в одной машине. Двое из них были невзрачные люди с черными платками на шее и длинными лицами квакеров, до странности похожие друг на друга и, очевидно, родные братья. Третий, в золотом пенсне, походил на захудалого клерка. Подбородок его обличал слабого и павшего духом человека, видимо безобидного и угнетенного, подобно описанным уже двум братьям. Четвертый был рослый, небритый, грязный субъект; он единственный из всех не казался ни удивленным, ни расстроенным тем, что находится здесь.

Полицейский чиновник у стола прекратил разговор с надзирателем, взял в руки перо:

– Подойдите и встаньте в ряд вот тут!

Это был приемщик Бентонской тюрьмы. Он начал механически читать вслух подробный приговор относительно каждого из вновь прибывших и вносить его в журнал, куда записывал, кроме того, имя, вероисповедание, занятие каждого и сумму привезенных им с собой денег.

Первым он записал грязно одетого мужчину, у которого не было с собой никаких денег, ни единого медного фартинга. Этот человек, по фамилии Хикс, привлекался к суду за нападение и изнасилование, занятий не имел никаких и был приговорен к трем годам каторжных работ. Следующим записали Артура. У Артура было с собой четыре фунта шесть шиллингов десять с половиной пенсов. Сосчитав деньги Артура, полицейский чиновник сказал саркастическим тоном, словно обращаясь к кучке серебра, аккуратно сложенного на бумажках:

– Этот Касберт[13] – состоятельный малый.

Вслед за Артуром были записаны оба брата и потрепанный клерк. Все трое оказались принципиальными противниками военной службы, возражавшими против нее по моральным мотивам, и чиновник тихо пробурчал какое-то злобное замечание, сетуя на то, что приходится иметь дело с такими скотами.

Покончив с регистрацией, он встал и отпер внутреннюю дверь. Молча и повелительно указал пальцем на дверь – и арестанты гуськом прошли в длинное помещение с рядом узких камер по обе стороны. Полицейский скомандовал:

– Раздеться!

Они разделись. Братья-квакеры были смущены необходимостью раздеваться в присутствии других. Они медленно и боязливо снимали с себя одежду и, раньше чем остаться совсем нагишом, стояли некоторое время в кальсонах, стыдливо дрожа. Хиксу это, вероятно, показалось смешным. Раздевшись сразу догола, он обнажил громадное, грязное, волосатое тело, местами покрытое красными прыщами. Он стоял, широко расставив ноги, и, ухмыляясь, сделал непристойный жест в сторону квакеров.

– Эй, девочки, – сказал он, – давайте вместе ловить креветок.

– Замолчите, вы! – прикрикнул чиновник.

– Слушаю, сэр! – подобострастно ответил Хикс; он подошел и стал на весы.

Всех их взвесили и измерили. Когда это было проделано, Хикс, который, очевидно, хорошо здесь ориентировался, пошел впереди всех бетонным коридором в ванную. Ванна, и сама по себе грязная, была до половины наполнена грязной тепловатой водой с налетом пены на поверхности.

Артур посмотрел на Хикса, уже обмывавшего свое прыщавое тело в грязной ванне, затем повернулся к приемщику и спросил вполголоса:

– И мне непременно нужно влезть в эту самую ванну?

Полицейский чиновник был не лишен юмора. Он ответил:

– Да, миленький. – Потом добавил: – И без разговоров!

Артур влез в ванну.

После омовения в грязной ванне им выдали арестантскую одежду. Артур получил желтую фланелевую рубашку, туфли без задков, пару носков и очень узкий костюм хаки, проштемпелеванный во всех направлениях широкими черными полосами. Брюки едва доходили ему до колен. Остановив глаза на тесной и короткой куртке, он вяло подумал: «В конце концов я все же оказался в хаки».

Через одну из внутренних дверей вошел доктор, краснолицый толстяк с множеством золотых пломб в передних зубах. Доктор вошел торопливо, его стетоскоп