– А вообще-то, Клара, есть одна вещь, которую ты можешь для меня сделать.

– Все что угодно, Джуди, ты же знаешь.

– Я говорю об Алексе. По-моему, он просто замечательный мальчик.

Клара, разрезая оранжевую панировку яйца по-шотландски, улыбнулась. На тарелке это смотрелось и впрямь очень красиво – просто произведение искусства. Этот паб оказался потрясающим местом – ничего удивительного, что Майкл так любил сюда ходить.

– Да, Алекс замечательный. У меня все дети замечательные, но он особенный.

– А как бы ты отнеслась к тому, чтобы мы его усыновили? Ты бы нас рекомендовала?

У Клары молотом застучало сердце. Артур. Артур и Алекс?

– Я уже довольно давно об этом думаю, – продолжала Джуди. – Ну, в общем, с тех пор, как с ним познакомилась. Нет, пожалуй, еще раньше! С тех пор, как впервые услышала, как ты о нем рассказываешь. Это было как любовь еще до первого взгляда; я просто сразу поняла, что он предназначен для меня.

Джуди положила нож и вилку и словно забыла о них. А Клара пребывала в замешательстве. Ей кусок в горло не лез, и казалось, что желток у нее на тарелке нагло пялит на нее глаза.

– Понимаешь, Джуди, Алекс ведь теперь будет учиться в грамматической школе в Ипсвиче. Его только что приняли, и он в таком восторге, с таким нетерпением ждет этого.

Клара с трудом подбирала слова. Она давно заметила, что Алекс очень нравится Джуди, но это? Разговора об усыновлении она и через миллион лет от нее не ожидала.

А глаза у Джуди так и светились – ей теперь казалось возможным осуществление любых ее планов, и выглядела она куда более живой, чем та Джуди, какой Клара постоянно видела ее в течение нескольких последних лет. Она вновь стала легкой и прелестной, как перед своей свадьбой. Оживленной, полной надежд и радостного возбуждения.

– В том-то и дело! Знаешь, в Лондоне, совсем рядом с нами, тоже есть грамматическая школа имени короля Джона. Это просто потрясающая школа, там очень высокий уровень образования. И Алекс со своими результатами запросто сможет туда перевестись. Я и с руководством школы уже переговорила. Да и мы смогли бы кое в чем ему помочь – в биологии, в точных науках. С его интересом к миру, с его любознательностью его непременно ждет успех. Это была бы чудесная возможность все начать заново – и для него, и для нас.

– Ох, Джуди!

Джуди уже поговорила с начальством какой-то там школы?

Клара тщетно пыталась привести свои мысли в порядок. И вдруг вспомнила одну ночь, когда Лондон яростно бомбили, а они с Джуди примчались в бомбоубежище, и им сказали, чтобы они бежали дальше, потому что здесь уже нет места. А вокруг падали бомбы, и ее тогда охватила почти такая же растерянность, как сейчас. Джуди, впрочем, знала еще какое-то бомбоубежище. Джуди всегда знала, куда бежать и где можно спрятаться.

А Джуди продолжала:

– Я понимаю, это звучит дико, но у меня такое ощущение, будто он – моя судьба. Наша судьба, Клара! Знаешь, у моего брата среднее имя было Хауард, в точности как у Алекса! Ты, как мне хорошо известно, не суеверна, но это все-таки кое-что значит, правда? Может, это еще один знак свыше? И уж ты-то знаешь, как я люблю динозавров – да я в школе половину учебного времени тратила на динозавров. Помнишь, как я лепила их из папье-маше? Я это занятие просто обожаю. Представляешь, каких динозавров мы с ним могли бы сделать. Да и много чего другого.

– Да, конечно, – тихо сказала Клара.

В пабе теперь становилось все более людно. И это были не приезжие, вроде них, а местные, хорошо знавшие, как зовут бармена. Его звали Мэтью – симпатичное имя и очень ему подходившее. Клара все водила пальцами по трещинам в столешнице – ведь здесь когда-то мог сидеть Майкл – и цеплялась за это занятие, как когда-то привычно цеплялась за его руку.

– Ну, и что ты скажешь?

– Пока не знаю.

– Что ж, для тебя это действительно неожиданно. Ты просто подумай несколько дней, а потом дай мне знать, хорошо?

Клара посмотрела прямо в возбужденное лицо подруги. Она хорошо помнила, как выглядели тогда глаза Джуди – оба! – с багрово-красными синяками цвета заката. Помнила ее лодыжку с кровоподтеками и ссадинами. И ее слова: Это все ерунда, глупая ты сосиска! И ее «мигрени», по поводу которых она ни за что не хотела обращаться к врачу. И ее постоянное вранье мужу, который не желал, чтобы она всего лишь повидалась со старой подругой…

Первая попытка возразить у Клары получилась весьма мягкой:

– Вряд ли я сумею это сделать.

– Что?

– Вряд ли я сумею поставить тебя на первое место в очереди по усыновлению. По-моему, это не удастся.

Лицо Джуди моментально, словно по щелчку, погасло и закрылось – словно опустились черные шторы, как при затемнении. Клара даже вздрогнула.

– Почему ты так думаешь?

– Ты же знаешь, почему, – прошептала Клара. – Ты же знаешь, Джуди.

– Артур никогда бы не причинил вреда ребенку! – возмутилась Джуди, но сказала это каким-то странным, шипящим шепотом.

– Джуди…

– Никогда! Я его знаю. Я ему верю.

– Нет, он мог бы, – неуклюже возразила Клара. Странно было бы попытаться хоть что-то проглотить во время такого разговора, и она оттолкнула от себя тарелку. – А подобная возможность не соответствует критериям отбора.

– Лучше бы я тебе ничего не рассказывала! Лучше бы я никогда и ничего тебе не рассказывала!

Кларе тоже казалось, что так было бы лучше. Шесть месяцев назад ей и в голову не приходило подозревать Артура в чем-то подобном. Но он ухитрялся втихую избивать Джуди, когда Клара спала совсем рядом, в соседней комнате. Что это? Смелость? Наглость? Нет, это вседозволенность. И это ужасно плохо, неправильно, однако Клара продолжала сомневаться. А может, это почти нормально для человека, только что вернувшегося с фронта? Может, ей опять мешает ее дурацкий идеализм? Но единственным человеком, с которым она могла на сей счет посоветоваться, была Джуди, и как раз она-то теперь для этого совершенно не годилась…

– Значит, другие люди могут запросто получить ребенка, и к ним никакие особые «критерии отбора» не применяются? А мы с Артуром не имеем на это права? Так что ли?

Клара прикусила губу. Но сказала:

– Я же не могу ради вас менять правила.

– Я знаю, как работает эта система. Она попросту не работает. Никому нет дела до отдельных детей. Там как в собачьей