Шрифт:
Закладка:
Здание было построено в гельсингфорсском городском саду Брунс-парке из одного только дерева. К началу июля все было готово, и финляндцы нетерпеливо ожидали открытия первой общефинской выставки, посредством которой, — по словам местного сенатора Борна, — Финляндия должна вступить в число европейских стран. На торжестве открытия председатель выставочного комитета, сенатор Борн, прочел на шведском языке отчет по устройству выставки. Хор пропел сочиненную местным поэтом приличествующую случаю кантату. Когда прозвучали последние её ноты, граф Адлерберг произнес краткую речь на французском языке, в которой объявил выставку открытой. Раздались звуки «Vårtland», на флагштоках здания взвились флаги и началась пальба из пушек. Итак, русский генерал-губернатор открыл выставку на языке дипломатов и не озаботился тем, чтобы своды её огласились звуками национального русского гимна. Все это как нельзя более характеризует графа H. В. Адлерберга 3-го.
«Выставка изобразила Финляндию страной вовсе не столь бедной в промышленном отношении, как обыкновенно думали, — писал член русского вольно-экономического общества В. Э. Иверсен. — Я слышал от многих иностранных посетителей выставки, что если бы взять любые 8 коренных русских губерний с гораздо большим населением и пользующихся лучшими климатическими и почвенными условиями, то они не могли бы устроить столь богатую выставку из своих местных произведений».
Выставка явилась экзаменом и отчетом нового курса, а не модным оттягивающим пластырем. Выставка имела ближайшей целью развернуть перед её посетителями успехи в «искусствах и промышленности». Отдел изящных искусств полностью отразил художественный уровень края. На нем преобладал пейзаж кисти Мунстергельма, Линдгольма, Оскара Клейна, Хольмберга, Янсона и др. В пейзажной и жанровой живописи финляндцы сделали несомненные успехи. Были между ними действительные таланты, шедшие по верному пути реального воспроизведения жизни. «Но покуда, — писал русский обозреватель В. И. Ассонов, — творчество их ограничивается лишь изображением местной природы и небольших сцен из народного быта, в других же более трудных отраслях живописи, напр. исторической, они себя еще ничем не заявили». Художественный отдел отличался преимущественно поразительно верными пейзажами местной природы.
Другая часть выставки охарактеризована русскими посетителями также очень сочувственно и в пользу финляндцев. Продукты лесоводства, охоты и рыбной ловли занимали весьма видное место и давали понятие о состоянии лесного хозяйства, но в расположении продуктов не было соблюдено надлежащего порядка. По самому свойству страны, рыболовство и охота составляли не только занятие вынужденное и прибыльное, но и предмет развлечения.
Садоводство, огородничество и пчеловодство были мало развиты в крае, в силу климатических условий страны. Целые груды бумаги и картона свидетельствовали о значительном развитии в Финляндии писчебумажного производства. Действительно, уже в 1866 году Финляндия могла отпустить заграницу на 99.000 руб. бумаги и картона, а к 1875 году стоимость вывоза дошла до 733.500 рублей.
Учебные принадлежности и ученические работы были выставлены 456-ю экспонентами! Это показывает большой интерес к важному делу края.
Русские посетители были стеснены при обзоре выставки отсутствием каталога, который был издан только на шведском языке.
«Финская мануфактурная и художественная выставка в 1876 году составила венец того подвига, который совершил финляндский народ и правительство в последние двадцать лет; выставка явилась доказательством их крепости и силы, их мужества и надежды на будущее. Выставка была тоже своего рода сеймом, на котором громко слышался голос народа».
«Небольшой чистенький и скромный городок Гельсингфорс никогда еще не казался таким оживленным, как за последнюю неделю». На рейде сосредоточилась вся броненосная эскадра под флагом адмирала Бутакова и все отдельные учебные отряды. Все это оживило Гельсингфорс и придало ему своеобразный вид. Гельсингфорс принарядился и ожидал Высоких гостей.
Император Александр II был семь раз в Финляндии: три раза будучи Наследником престола (1842, 1851, 1854 г.) и четыре раза императором (1856, 1863 (два раза) и 1876 году). Теперь он приехал в Гельсингфорс вечером 2 — 14 июля, вместе с Императрицей, Наследником престола и Его супругой, со Своей дочерью Марией Александровной, тогда уже герцогиней Эдинбургской, и многими другими лицами царствующего дома. Дождь несколько мешал общему торжеству, но народу всюду было много в движении. Внутренний рейд до острова Лонэ, равно как и все улицы города представляли алели флагов всех цветов и узоров, преобладал, однако, русский. Банк давал 399, 95 за 100 руб.; в гостиницах русский рубль принимали за 4 марки. «Государь постарел, корона была тяжела, война стояла у преддверия государства. Но он увидел, — писал Топелиус, — успехи своей Финляндии за время мирного своего правления. Он увидел искусство техники, которое в трудные времена должно было заменить охваченные морозом снопы полей. Он увидел в рисунках и картинах неожиданно роскошно распустившийся цветок культуры. Его взор просветлел: он увидел перед собой плоды новой жизни, которую он вызвал в Финляндии, и награждением ему была та неподдельная любовь, которая объяла его со всех сторон».
На другой день погода более благоприятствовала праздничному настроению города. Уже в 8 час. утра жители могли видеть Монарха одного, прогуливающегося по Эспланадной улице. Принимая (3-го июля) членов сената, Государь представил им своего Наследника, с пожеланием, чтоб то доверие, которое всегда господствовало между ним и финляндским народом, продолжалось и в царствование его сына.
3-го же числа Император осмотрел выставку. По осмотру её Государь Император и Наследник Цесаревич изволили посетить русскую Александровскую гимназию, в которой собраны были все преподаватели и до ста учеников. Кроме гимназии Его Величество и Его Высочество посетили военный госпиталь. Во время царского обеда во дворце местные певицы Базилье, Фострём и Энгдаль исполнили лучшие номера своего репертуара. Когда Государь и члены Императорской фамилии показались на балконе дворца,
