но и отдельно каждым ребром. И даже отдельными частями ребер. Шест тоже, вроде бы, не вызывал смущения, пока Энди не начал выполнять наверху не больше, не меньше, чем элементы брейка. Он словно издевался над публикой, собрав пучком сердца зрителей и таская их за собой на невидимой леске вверх-вниз, а после сорвался и разом вырвал их. Все почти увидели момент, когда он должен разбиться, а Энди вдруг замер в таких миллиметрах от пола, что волосы коснулись деревянного покрытия. Сначала наступил шок, потом постшоковое состояние, а потом публика еще долго не могла разобрать, где чье в этой наваленной спутанной куче сердец. Дженни пришлось приложить немалые усилия, чтобы вновь запустить свое сердце, выдернув его из глубокого обморока. На обратной дороге из клуба Энди молча смотрел, как она злится, позволяя ей вдоволь этим заниматься. Она даже оказала некоторое сопротивление, когда он обнял ее, но он отстранился и сказал. Как-то вдруг. Вроде бы никак, но совершенно однозначно.

— Давай так. Я могу это делать так, что ты ни разу даже не вздохнешь, и тогда после сможешь со мной не разговаривать еще так долго, как захочешь. Однако, я могу это делать и по-другому, и если тебе не удастся не вздохнуть хотя бы раз, ты снимешь обет молчания. Выбирай.

Дженни не ответила.

— Отлично. Как я понимаю, право выбора за мной.

И он выбрал. Его выбор гонял ее существо, заставляя шарахаться из стороны в сторону. Она стонала, обливаясь слезами и потом, а он смотрел, улыбался и целовал.

Когда Энди проснулся, Джен улыбнулась.

— Я не успела тебе вчера сказать, что звонила Тиа.

— Правда?! — обрадовался парень. — Как она?

— Говорит, все хорошо. Ее хвалят учителя. Надеется скоро догнать остальных.

— Классно. А что Дель?

— Дель тоже умница. Сначала ее немножко обижали, но теперь все наладилось.

— Я рад. Ты не представляешь, как я рад!

— Это хорошая школа. Я же узнавала. Скоро каникулы, и они смогут приехать домой.

— Я соскучился уже, — сентиментально признался Энди. — И я просто не мог желать для Тиу лучшей доли.

— Ты не поверишь, что она еще сказала! — воскликнула Дженни. — Что хочет выучиться на селекционера, чтобы после создавать новые цветы. Она обещала, что первой же удаче даст мое имя.

— Думаю, это будет великолепный цветок. Такой же, как и ты.

— Энди, что с тобой? Ты уже несколько дней, словно не свой. Что-то случилось?

— Сегодня я положил на карточку последние тысячу пятьсот десять долларов.

— Десять долларов? Что за странная сумма?

— Два года эти десять долларов стояли у меня перед глазами. Я шел именно к ним, а теперь мне почему-то грустно.

— Я хочу знать. Расскажи мне.

Парень встал, медленно прошелся по комнате и остановился напротив окна.

— Странно, — отрешенно произнес он, — все это время я думал, что буду счастлив, а теперь понимаю, что это не так. Завтра я отправлю платеж, и все. Связь оборвется. Эти два года я был связан с ним, потому что все, что я делал, я делал для него, и это имело смысл. Я так ждал этого дня, а теперь не рад ему.

— Почему, Энди?! Тебе не надо будет больше принуждать себя.

Но мальчишка, словно не слышал ее. Он ушел за своими мыслями так далеко, что почти растворился там.

— Когда я очнулся там… в вагоне и пытался сообразить, что делать дальше, я понял… Я чувствовал только боль и голод. Я порылся в карманах. Там лежала карточка Роя и десять долларов. Я не знал, где я и сколько времени прошло. Не знал, что делать и на что надеяться. Эта карточка и купюра – все, что у меня было. Я шел наугад и вдруг почувствовал запах кофе. Знаешь, когда я впервые оказался у Роя дома, в туалете лежало мыло. Его запах показался мне божественным. И запах того кофе тоже показался мне божественным. Я вошел в кофейню. Там было тепло и уютно, а на прилавке лежали булочки. Я купил Эрл Грей. Я люблю этот чай, и он был намного дешевле кофе. И булочку. Теплую такую и покрытую сверху такой нежной розовой глазурью с разноцветными крошками.

Энди замолчал и задумался. Дженнифер видела, как линия досадной улыбки тронула его губы. Он не замечал, как часто моргал, видимо, стараясь отогнать подступавшее волнение.

— Я никогда не знала, что ты любишь Эрл Грей. Ты заваривал все, что угодно, кроме него. Ты его ни разу не взял. Почему?

— Я не мог. И, наверное, никогда уже не смогу. Я теперь много, чего не смогу. Я ушел слишком далеко от того времени. Нельзя войти в одну и ту же реку, как нельзя вернуться в одно и то же время. И Рой, и булочка, и Эрл Грей — это то, чего у меня уже никогда не будет. Это все уже слишком далеко. Завтра, после того, как мы отправим деньги, я пойду к Каплям Дождя и попрошу покопаться в карманах своей души, чтобы понять, что у меня осталось после того, как меня почти разметал этот великолепный шторм, царственный ураган, и осталось ли там хоть что-нибудь. Карточки там точно нет, но, может быть…

Энди обернулся и улыбнулся.

— Великолепный шторм? — не поняла Джен. — Ты о чем?

— Рой Гейл, — пояснил парень. — Royal Gale (3). Он таковой и есть. Он потому таковой и есть, что он – Рой, и он — Гейл. Я чувствую его в последнее время слишком сильно. Иногда кажется, что можно просто закрыть глаза, чтобы ощутить, что он рядом. Я почти слышу его дыхание и запах.

— Как бы там ни было, ты теперь не будешь никому ничего должен, и это уже много.

— Буду, Дженни. Ничего не изменится, и я продолжу делать то, что делал. По крайней мере, еще какое-то время. Есть у меня еще дела. К тому же Тиа…

— Я считаю Тиу дочерью! И Дель тоже! Я сама позабочусь о них, и ты не сможешь мне в этом отказать, потому что я не хочу, и потому что ты не всемогущий, и имя твое далеко не Omnipotent (4)!

Джен опустила глаза и принялась нервно теребить пальцы. Спорить с Энди бесполезно. Она уже давно поняла это. Она тоже так давно ждала этот день, но он наступил, чтобы обрушить ее надежды. И завтрашний день настанет и уйдет, и следующий, но ничего не изменится, и он не станет облегчением для парня.

— Дженни, — ласково позвал Энди, но она лишь отвернула голову. — Джен.

— Не говори мне ничего. Ладно?

— Даже того, что я хочу заняться с тобой любовью?

Стив застал Маккену в великолепном расположении духа. Рой не сказал ему, что ночью опять мучился коликами в сердце. Шону знать необязательно. Начнет нервничать, опять проявляя родительское беспокойство, начнет выносить мозг, прессовать, гнуть, а Рою все это совершенно по… в общем некстати. Он делает Энди подарок ко дню рождения. Мальчишке будет двадцать. Пусть он далеко, и никогда не узнает об этом, это ничего не меняет. Этот день все равно наступит, и Маккена сделает подарок. В последнее время он перевозбужден, в результате чего его опять немножко совсем много. То ли Кундалини (5) в нем как змея разворачивала кольца, чтобы потянуться, ее расперло, и она давила изнутри, то ли какая-то иная сила, но Рой опять невыносим. Наверное, он решил замучить мир, потому что именно этим и занимается. На мир ему плевать. Даже, если он рухнет, Маккена вряд ли заметит. Ему некогда. Он делает выставку. Муза уже давно просит пощады, но он даже не начинал ее слушать. Клуб трещит от его присутствия, потому что Маккена заполняет его везде, одновременно и плотно. Стив тоже чувствует усталость, потому что понятие Роя о круглосуточности дружбы накрыло его не одним колпаком. Маккена одержим идеей и творческим экстазом. Энергия в нем уже не умещается, выплескиваясь неравномерными и мощными импульсами. Наверное, в такое время и в таком состоянии вампир высасывает жертву, а маньяк убивает. Рой — ни то, ни другое. Он хуже. Он почти добил и высосал сам себя, но… Его падший ангел действительно великолепен. Кажется, Маккене открылась суть вещей, потому что он входит в нее целиком и без труда. Снимки настолько нестандартны, что пугают неприкрытым совершенством. Каждый блик на щеке, каждый ноготь, каждая ресница Энди досконально фиксируют шоковое состояние момента падения. Ангел действительно падает, рушится, меняя бессмертие на грех. И в каждом полотне сам Рой. Он по-настоящему любит свое детище, вылизывает его, вырывает из себя, исторгает, словно у него тяжелейшие роды. Он дает ему судьбу, не зная, что она дана ему давно. Его ангел рухнул по-настоящему.

В студии творится хаос. Бурлит, вспенивается, переливаясь в гостиную, но Рою плевать. Он не видит, потому что ему