подарила ей праздник. Почему-то вспомнился Хемингуэй. Праздник, который всегда с тобой. Не всегда. И как любой праздник он должен когда-нибудь кончиться. Нелепо думать, что Энди останется навсегда. Мальчик, у которого не было детства, не было отрочества, и юности тоже не было. Мальчик, который видел так много и в то же время не видел ничего. Взрослый мальчик, изведавший самые глубокие глубины жизни. Когда-нибудь должно наступить время, когда он захочет перечеркнуть эту жизнь, стереть ее из памяти и начать сначала. Четыре татуировки всегда будут напоминать ему об этом времени, и кто знает, какие чувства вызовут воспоминания о ней самой. Дженнифер вдруг стало очень грустно. Капли Дождя прав, объясняя Энди теорию о кольцах, и женщина отчетливо ощутила свое кольцо, застрявшее в кольце жизни парня. Чтобы они расцепились, надо перестать любить, но как? Любовь — это жертвенность. Тот, кто любит, жертвует ради любимого всем, чем может. Именно это и делает Энди. Осознание словно опрокинулось отрезвляющим потоком. Как же он должен любить, раз жертвует стольким? Даже теперь, так далеко от Роя, парень отдает ему все, что у него есть, и Джен почувствовала, что почти ненавидит Маккену. Даже издалека Рой держит Энди, гнет его кольцо, но мальчишка даже теперь не хочет… именно не хочет высвободить его.

Дженни словно вышла из тумана. Она поняла. Она все поняла. Когда придет время, она отпустит Энди. Она не будет его держать именно потому… именно потому, что любит. Он не должен знать, он никогда не узнает, будет ли она вешаться, топиться или выбрасываться из окна, если не найдет другого способа отцепить свое кольцо. Но это потом, а сейчас у нее есть еще время, пока парень не наберет необходимую сумму.

Утро наступало утомительное и нервное. Дженни чувствовала разбитость. Всю ночь она провела без сна наедине с мыслями и чувствами. Неизвестность и волнение истерзали ее, и она решила отправиться в клуб.

— Он так надрался вчера, что Смит чуть не вызвал врачей откачивать его.

— Он же совсем не пьет, — разволновалась Дженнифер.

— Мы тоже так думали, но вчера его словно сбило с катушек…

— Где он?

— Дрыхнет у себя. Бесполезно его трогать. Думаю, не всплывет до вечера.

— Я хочу его видеть.

— Не уверен, что…

— Я хочу его видеть! В конце концов, это свободная страна, и я не уйду, пока не увижу, что с ним все в порядке.

— То же мне музейная невидаль! Желаете осмотреть этот обморочный труп? Устроить для вас экскурсию?

— Цена входного билета? — гневно спросила женщина, понимая, что только так ускорит дело.

— В свободной стране, свободные цены.

Дженни сунула охраннику купюру, жестом показывая, что желает идти немедленно. Мужчина проводил ее до комнатушки парня и открыл дверь.

— Прошу.

— Спасибо. Я вас больше не задерживаю, — сказала она жестко, тоном, не терпящим возражений.

Энди, раздетый наполовину, лежал на животе, уткнувшись лицом в сгиб локтя. Вторая рука безвольно свисала с кровати. Волосы жесткими высохшими прядями липли к шее, а на плече… Сокол казался псом, охраняющим покой хозяина. И на спине этот знак из трех букв. РГМ. Почти, как отметина зверя. Знак вампира. И теперь, когда он нанесен, Энди уже не отцепить свое кольцо. Рой Гейл Маккена. Что за яд ты впрыснул в кровь парнишки, что теперь он одержим тобой?

— Энди, — негромко позвала Дженнифер, теребя мальчишку. — Энди.

— М-м-м, — он простонал, так и не шелохнувшись.

— Энди.

— Не хочу. Оставьте меня, — его слова заплетались, больше напоминая бессвязный бред.

Женщина еще потеребила парня. Бесполезно. Он так и не смог всплыть из глубин алкогольно-бредового состояния. Дженни беспомощно села рядом. Ей было как-то непонятно неуютно внутри. Скоро год, как она знает его, но никогда не видела в таком состоянии. Она огляделась. Так вот каково оно, его обиталище? Чистота и нищета, и чего из этого больше - определить невозможно. Малюсенькая комнатка, площадью метров восемь с натяжкой. Небольшое окошко почти под потолком, в которое вряд ли заглядывает солнце. Да и неба не видно из-за нависающего козырька крыши. Стол. Стул. Кровать, которая должна была закончить свой век еще лет десять назад где-нибудь на задворках городской свалки, но так и застряла здесь ровно посередине между чьим-то домом и помойкой. Шкаф с наезжающими друг на друга дверцами, едва выдерживающий геометрический контур. Вырезки из журнала на стене с фотографиями Маккены и его полотен. Дженнифер вглядывалась в бумажное лицо креативного фотографа, пытаясь понять, что в нем такого, что мальчишка крошит свою жизнь и не жалеет об этом. На стене кольцо с двумя ключами от недешевого замка. Дженни почти не верила своим глазам. Коробка из-под обуви на столе, в которой несколько тюбиков с кремами и полупустой флакон туалетной воды. Не дорогой. Его запах. Поэтому дорогой. Вот оно, обиталище бога секса, которому удается отложить около двадцати тысяч долларов в месяц. Как же он живет? Джен поняла, что не знает, как ответить на этот вопрос. Боже мой! Ей почти стало дурно.

Джен не заметила, как прошел час. Сумятица в голове немного улеглась, и она вновь начала думать. Получалось не очень. Ну как стянуть в одну точку два противоположных полюса? Как соединить минус и плюс? Она не знала. Энди знал. Всегда такой элегантный, аккуратный… как ему удавалось не сломаться, не согнуться? Как? Где он черпал то счастье, что так щедро раздавал? Где кучей оно навалено, что его слишком много для одного? Ответов не было, как не было ничего, кроме разящей нищеты.

— Дженни?

Дженнифер вздрогнула, услышав сонный вопрос. Энди смотрел воспаленным помятым взглядом уставшего больного человека.

— Я волновалась, — она постаралась улыбнуться, но это оказалось нелегко. — С днем рождения. Пусть с опозданием, но все же.

— Прости. Я забыл об этом.

— Ничего. Что случилось? Мне сказали, что тебе было плохо?

Парень сел в кровати. Ему было неловко. И действительно плохо.

— Не верь никому. Я в порядке.

— Можешь не объяснять. И сама вижу. Просто я ждала вчера. Хотела отпраздновать с тобой…

— Я неправ, — Энди опустил глаза. — Ты ведь платишь. Я верну деньги…

— Если хочешь меня оскорбить, валяй…

Сленговое слово резануло слух, как-то неуместно отпечаталось, ушло, но оставило послевкусие. Горьковатое и очень холодное. Это не ее слово. Оно так не похоже на Джен, и от этого слышится обостренно.

— Мне казалось, мы друзья, по меньшей мере. Вижу, что с тобой ничего серьезного. Я, пожалуй, пойду. Отдыхай.

Он действительно обидел ее. За что? За то, что ей не безразлично, как еще без тормозов жизнь обтерла его?

— Не уходи.

Энди догнал ее в дверях, обнял со спины и прижался.

— Не уходи. Прошу тебя.

Упали мгновения, но они продолжали стоять. Молча. Так много объясняя друг другу. Дженнифер чувствовала едва уловимый запах духов. Слабый, туманный, но это его запах. Она невольно улыбнулась, вспомнив флакончик… там, на столе, в обувной коробке. Недорогой флакон в коробке из-под дешевых кроссовок.

— Ты лишился праздничного ужина, но если сейчас не соберешься, лишишься еще и подарка.

— Главное, я не лишился тебя.

Они разговаривали тихо. Почти шепотом, словно каждый из них оправдывался. И каждый действительно оправдывался. Он — с одной стороны, она — с другой. И это позволяло им встретиться посередине.

— Прости. Не думал, что ты знаешь. Я не хотел, чтобы кто-нибудь знал.

— А я и не знаю, потому что ты не хочешь. У меня есть просто подарок. Просто к обычному дню. Просто потому что, мне кажется, он бы тебе понравился. Ничего особенного. Сувенир для друга. На память.

Энди вышел из душа. Солнце ребенком плескалось в кувшине на столе, преломляя в резных гранях цвет свежевыжатого сока.

— Не знала, что ты будешь на завтрак, — улыбнулась Эдда. — Заказала на свой вкус.

— У меня так болит голова, что я даже думать о еде не могу.

— Ты не думай. Посмотри. Она легкая.

Энди приподнял крышку. На блюде лежала маленькая коробочка.

— Что это? — парень тянул время, пытаясь понять, как реагировать.

— Знаешь, — грустно произнесла Дженнифер, — когда-нибудь наступит время, когда ты покинешь эти края, чтобы двигаться дальше. Никто не знает, куда закинет жизнь, и какой стороной повернется к тебе. Надеюсь, самое трудное и печальное ты оставишь здесь. Для меня невыносимо думать, что и я являюсь частью этого, и что наши отношения начинались с купли-продажи. Ты продавал себя, я покупала…

— Дженни, ты не о том говоришь! Перестань!

— Открой коробочку.

Внутри, утопленный в алый бархат,