острую необходимость в каком-нибудь отвлечении, разрядке.

Пока госпожа Аркедув и ее старшая дочь занимались домашними делами и ухаживали за госпожой Летелье, доктор Монбардо смело вознамерился оказать помощь несчастным больным и затворникам. Господин Летелье решил составить ему компанию.

Они стали первыми бюжейцами, снова начавшими регулярно выезжать на автомобиле. Кто-то утверждал, «что в этом нет ничего героического, учитывая тот факт, что автомобили никогда не подвергались нападениям и что сарваны с недавних пор вовсе перестали брать пленников». Пусть так, но ведь до «Сильфа» сарваны не нападали и на аэростаты, до «Антуанетты-73» они не атаковали и аэропланы; к тому же заметьте: если сарваны больше и не забирали землян, то лишь потому, что не могли до них добраться, так как обитатели Бюже либо совсем не покидали своих жилищ, либо находились за пределами необъяснимого каббалистического круга, границу которого сарваны переходить, похоже, намерены не были. Стало быть, шансы на то, что они набросятся на большой белый автомобиль, ежедневно выезжающий из Мирастеля, останавливающийся у всех дверей и тем самым добровольно подставляющий себя под удар агрессоров, которым нетерпение должно было придать смелости, напротив, были весьма велики.

В один из таких дней (а именно 3 августа) доктор и астроном мирно беседовали под холщовым откидным верхом автомобиля, поднятым для защиты от палящего солнца. Выехавшая из замка машина уже подъезжала к Талисьё. Врач жаловался на никак не прекращавшиеся жару и засуху, на постоянное зловоние; он как раз высказывал свои опасения насчет вероятной эпидемии, когда вдруг остановился на полуслове и изумленно воскликнул:

– Гляди-ка! Дождь! Да еще какой!

Большие капли падали на крышу; их было видно сквозь просвечивающую материю. Господин Монбардо высунул за окно руку ладонью кверху, но тут же, вскрикнув, втянул назад – залитую некоей красной жидкостью.

– Остановите! – скомандовал его свояк. – Ты ранен, Каликст?..

– Нет, это пролилось сверху!

– Как! Невозможно!

Они вышли из машины у первых же домов деревни, прямо у креста и неподалеку от ручья.

Несколько капель обагрили кровью откидной верх и подножку автомобиля. Другие окрасили в красный цвет пыль в том месте, где машина угодила под багровый ливень.

Механик вытаращил округлившиеся глаза.

– А это не от птиц, которые сражаются в воздухе? – сказал он. – Такое уже бывало.

– Нет-нет, что вы! – ответил его хозяин.

Все трое (словно трое проклятых, сбежавших из преисподней!) инстинктивно подняли головы. Но ничего не увидели – лишь синеву неба, синеву Угрозы. Ничего, за исключением разве что нескольких птичек – воробышков, касаток, – вся кровь которых едва бы составила одну такую каплю.

– А не был ли это феномен, известный под именем «кровавый дождь», – ну, тот, который могут произвести частицы, содержащиеся в воде?.. – предложил доктор Монбардо.

Бедный доктор! Зачем он изображал из себя энциклопедиста, в то время как губы его дрожали? Чтобы успокоить себя самого или же чтобы успокоить господина Летелье?.. И почему несчастный астроном счел необходимым ответить, стуча зубами:

– Нет-нет: на небе – ни тучки; дождь не идет. И потом, ливень бы не ограничился несколькими каплями…

Воспользовавшись своим сложенным пенсне как лупой, господин Монбардо принялся изучать красное пятно, засыхавшее на его ладони.

– Это точно кровь, – заявил он через минуту. – Настоящая кровь, которая – вынужден признать – свертывается не совсем так, как должна, но все же это кровь! Давай вернемся, я сделаю анализ… и скажу тебе… человеческая это кровь или же какого-то животного…

– Относительно того, что это кровь, у меня имеются определенные сомнения, – пробормотал господин Летелье. – Но прежде чем вернуться и сделать анализ, который, несомненно, представляет для нас интерес, я хотел бы, господа, пока мы еще здесь, обратить ваше внимание вот на что. Взгляните на капли на откидном верхе: они вытянутые и по форме напоминают восклицательные знаки. Это объясняется тем, что автомобиль двигался, пока принимал этот душ. А теперь подойдите сюда… Посмотрите на капли на земле: это остроконечные звезды, похожие на колесики шпор. И если вы вспомните, что сейчас нет даже малейшего ветра, то, как и я, без труда придете к выводу, что кровь падала перпендикулярно земле из неподвижной точки, расположенной точно над нами.

– Из квадратного пятна! – воскликнул господин Монбардо.

– Нет, не из квадратного пятна, потому что оно располагается не строго над нами. С большой точностью можно утверждать, что сейчас оно над Сейзерьё, так как оно «висит», если можно так выразиться, в семи градусах к югу от Мирастеля. Над нами нет ничего. Слышишь, Каликст: НИЧЕГО!.. И потом, подумай сам: на высоте в пятьдесят километров уже не может быть никаких жидкостей ввиду того, что это практически абсолютный вакуум, если только наука не ошибается… И вот еще что. Как объяснить, что кровь не испарилась, если она пролетела пятьдесят километров в свободном падении? Разве что эти капли – не более, чем остаток… от всей крови человека… Какого-нибудь мужчины… или женщины… или животного…

– Вернемся, говорю же. Через полчаса мы будем уже наверняка знать, что это за кровь. Вернемся. Меня уже тошнит от этого пятна; сделаю анализ – и сразу же смою.

Окровавленная рука дрожала… Возможно, это была кровь самого господина Монбардо: кровь его дочери или сына…

Они вернулись в машину… Баллистический свист, все более и более резкий и пронзительный, послышался где-то над откидным верхом и закончился всплеском от упавшего в воду предмета…

Они высунули головы наружу… Свист вновь прорезал небо и завершился шумом сломанных ветвей.

– Ох! Неужели аэролиты? – произнес господин Монбардо.

Было слышно, как за стенами Талисьё поспешно возводятся укрепления…

А затем: полнейшая тишина, люди замолчали, попрятавшись где придется…

Автомобилисты направились к небольшому ручью, протекавшему в соседнем лесу, и пошли вдоль него, по течению.

Внезапно прозрачная вода помутнела и понесла облачко ила и тины, поднявшихся со дна от удара упавшего с неба предмета.

Они дождались, пока осадок уляжется, и тогда увидели на дне ручья врезавшуюся в каменистую муть человеческую голову, которая, глазом без века и глазницей без глаза, смотрела на то, как они склонились над ней, обеспокоенные… и тотчас же в ужасе отпрянули.

Механик отскочил назад так энергично, что оступился и упал в кусты. Он вскочил на ноги с таким проворством, словно побывал в Неопалимой купине[48], и указал на что-то там находившееся – второй аэролит – красную и окровавленную, с содранной кожей, человеческую ногу.

– Но, – пролепетал доктор, – но это было сделано кем-то… кто в этом разбирается… привычным к скальпелю… Это препарирование… Боже!.. А это еще что такое?

Он наклонился к чему-то небольшому, только что задевшему его шляпу,