Шрифт:
Закладка:
Из-за этого, а также из-за укусов бешеных собак, волков, лисиц (по слухам – даже медведей), из-за всевозможных болезней в период с 11 августа по 4 сентября в Бюже умерла масса людей. Однако доказано, сарваны никоим образом не были к этому причастны, пусть одержимые навязчивой идеей местные жители и утверждали прямо противоположное.
Господин Летелье как мог противился этим смертоносным прогулкам, которые закончились сами по себе.
Так как их прекращение совпало по времени со значительным улучшением состояния его сына, астроном решил принять настойчивое приглашение герцога д’Аньеса, сделанное в письме от 22 августа (док. 618), и вырваться на несколько дней в Париж, что, помимо прочего, позволило бы выразить герцогу благодарность. Письмо это мы воспроизводить не будем: оно слишком длинное. В нем господин д’Аньес сообщает мсье Летелье о том, что на 6 сентября назначено соревнование в скорости между его аэропланом и дирижаблем, построенным на государственных верфях. Герцог напоминает, что его летательный аппарат называется «Ястреб», приводит название воздушного корабля – «Пролетарий», представляет сведения о курсе движения и настоятельно просит господина Летелье почтить гонку своим присутствием, чтобы лично оценить современного боевого коня, которому предстоит отправиться в погоню за похитителями его дочери. Он говорит, что его моноплан делает более 180 километров в час, но что скорость его не идет ни в какое сравнение с его управляемостью. Это уже не автоматическая балансировка, а «нечто экстраординарное». «Исходя из того принципа, что, если бы летчик видел потоки воздуха, как штурман видит водную поверхность, ему было бы легче управлять аппаратом, Бамэ изобрел успокоительный руль, цель которого – сделать воздушные потоки видимыми для пилота. Легкие антенны расходятся лучами во все стороны от аэроплана. За счет электрической чувствительности они приходят в движение при малейшей болтанке в тридцати метрах от их кончиков и передают данные на квадрант, находящийся перед глазами пилота». Гонка стартует в самом центре Парижа, на площади Инвалидов; там же соперники должны и финишировать. (Эта мера принята во избежание перемещений возбужденной толпы.) Обогнув собор Святого Стефана в Мо, соперники вернутся обратно, покрыв расстояние в 85 километров.
Господин Летелье выехал 4 сентября, в 22:29, как и в прошлый раз.
Глава 8
Красная тетрадь
Настал день гонки.
Стояла чудесная погода. Господин Летелье это заметил, когда явившаяся консьержка подала ему шоколад и распахнула ставни. (Достойный ученый ненавидит отели так же, как и то, что он называет «стеснять людей», поэтому он остановился у себя и без камердинера.)
Стояла чудесная погода. Солнце ярким светом заливало квартиру, в которой были сняты занавески и ковры, покрыты накидками люстры и чехлами – мебель, а в воздухе витал запах камфоры, бородача и перца. Плиточный пол сиял чистотой, а в гостиной, обернутые бумагой, стояли вдоль стен знаменитые картины – Арпиньи, Фийяр, Ленен.
Стояла чудесная погода. Одеваясь, господин Летелье повторил про себя все то, о чем они – он и герцог д’Аньес – условились.
В десять часов, давая старт гонке, прозвучит пушечный выстрел; в половине десятого за господином Летелье заедет автомобиль герцога, который доставит его на площадь Инвалидов (где он сможет присутствовать при первом акте испытания), а затем отвезет к въезду в Париж, чтобы он смог увидеть перипетии последних километров. Пропуском машине послужит специальный значок.
Стояла чудесная погода. Одобрительный гомон движущейся толпы поднимался от бульвара Сен-Жермен, где уже было полным-полно людей, вышагивавших в том же направлении. Должно быть, вся столица стекалась в этот час к месту проведения гонки, анонсы которой можно было найти в любой газете.
«Вот и приближается этот момент!» – подумал господин Летелье.
Он взял свои точные часы, чтобы положить их в жилетный карман. «Ровно девять тридцать».
И в ту же секунду в прихожей зазвонил колокольчик, словно для того, чтобы пробить эту половину часа, раз уж стенные часы не работали.
Улыбнувшись такому совпадению, господин Летелье сам открыл дверь… И улыбка сошла с его внезапно побелевших губ.
На пороге стоял господин Монбардо в дорожном костюме и смотрел с печалью.
– Опять что-то случилось?.. Что-то серьезное?
– Успокойся. Все те, кого ты оставил в Мирастеле, чувствуют себя хорошо. Но действительно…
– Мария-Тереза…
– Нет-нет!.. Робер погиб, старина!..
– А!.. Но ты-то откуда об этом узнал?.. И зачем оставлять одних Максима, который еще так болен, и женщин?.. Ты что, не мог мне написать или телеграфировать?..
– Можешь поверить: на это у меня были свои причины… Слушай же: в позапрошлую ночь – ты как раз только уехал – меня разбудил свист, и, как обычно, утром я пошел в нужном направлении. Госпожа Аркедув мне сказала: «Ночью, между Эньозом и Талисьё, упал аэролит!» Местность там болотистая, но часа через три с помощью нескольких человек, которых я захватил с собой, я все-таки обнаружил… Там повсюду ил и тина, так что передвигались мы по доскам, которые вынуждены были подбирать за собой и класть впереди… В общем, в том месте, где от упавшего аэролита образовалась воронка, медленно затягивало в трясину некую бесформенную массу. За счет невероятных усилий нам удалось ее вытащить… Что-то мне подсказывало, что нам обязательно нужно ее вытащить… Я тотчас же увидел, что человек умер не от падения, а гораздо раньше. От удара раздробило уже труп… Он умер от удушья… главным образом от удушья. У него было раздувшееся лицо, распухшие и черные, как и все лицо, губы, чрезвычайно тусклые глаза, полный запекшейся крови рот. Местами его тело выглядело так, словно побывало под прессом… Опыт мне подсказывает, что с Робером случилось то же, что происходит с животными, которых бросают в пропасть… Наспех сделанная аутопсия показала, что тело его вздулось; прорвав кожный покров, хлынула кровь… словом, он в каком-то роде взорвался… Такие же повреждения, но не столь выраженные, имелись и на некоторых из обнаруженных нами трупов… Но его не вивисектировали, нет-нет!
– Какая мерзость!.. И все же это не объясняет того, зачем ты приехал.
– Я приехал, чтобы исполнить его последнюю волю.
Господин Монбардо вытащил из кармана красную, с медными фермуарами тетрадь, которую астроном, как ему помнилось, уже где-то видел.
– Я приехал, чтобы передать тебе эту рукопись. Робер носил ее под одеждой – заткнутой за пояс, прямо на теле. Прочти, что написано на ярлычке.
– «Передать как можно скорее мсье Летелье, директору обсерватории. Если он
