Шрифт:
Закладка:
Астроном нервничал. Время от времени он пытался – безуспешно – рассмотреть пятно невооруженным взглядом.
Бирюзовое небо было девственно-чистым, без малейшего намека на нечто коричневое, без мельчайшей точки чего-то светлого или даже темно-синего. Слишком далеко! Слишком далеко! Даже если не брать в расчет плотность воздуха, никогда, несмотря на видимость, не становившегося совершенно прозрачным, но всегда сохранявшего оттенок темной лазури, так пятно не увидишь!
И, раз за разом возвращаясь к окуляру телескопа, господин Летелье не обнаруживал ничего нового.
Он без устали разглядывал дно этой загадочной штуковины, внимательно изучал края квадрата, особенно северный, который в силу отклонения объекта к югу от Мирастеля представлялся более удобным для рассмотрения. Ему так хотелось, чтобы вдоль одного из этих краев, вокруг пятна, проходили некие более или менее причудливые перила, поручни или балюстрада и чья-нибудь бесконечно маленькая – не больше булавочной головки, – но столь обожаемая головка склонилась над этой пропастью…
В конечном счете он оторвался от этого изнуряющего созерцания. Три часа терпения не принесли ничего нового. Эту штуковину следовало рассмотреть сбоку, а не снизу, а стало быть – с более далекого расстояния. Да, но в таком случае любительской зрительной трубы уже будет недостаточно. Нужны большие телескопы…
И тут его осенило: экваториал Хаткинса! Мечта, да и только! Увеличение в шесть тысяч раз! В шесть тысяч вместо пятидесяти! А может, и еще больше. Но можно ли будет увидеть это из Парижа, расположенного более чем в пятистах километрах от Мирастеля? Возможно ли будет рассмотреть это в силу того, что Земля круглая? И не окажется ли для визирного луча эта штуковина ниже парижского горизонта? Скорее: карандаш, бумагу, таблицу логарифмов… Все в порядке: эта штуковина будет видна в двадцати километрах над горизонтом.
В тот же вечер господин Летелье поездом выехал из Кюлоза в Париж.
Глава 2
Квадратное пятно
(Продолжение)
– Водитель! В обсерваторию!
Господин Летелье покидает Лионский вокзал, конечную станцию железной дороги Париж—Лион—Средиземноморье.
Он неважно выглядит в это утро. В поезде он всю ночь – это была для него уже вторая бессонная ночь подряд – напряженно думал, заполнил свою записную книжку геометрическими фигурами, алгебраическими равенствами, арифметическими действиями… И он понимает все меньше и меньше. Никогда еще эта загадка не казалась ему такой таинственной, как теперь, когда она начала проясняться.
И потом, у него уже возникли некоторые сомнения относительно экваториала Хаткинса. Да, это мощный телескоп, но ситуация столь плачевна… Теоретически это пятно увидеть можно, но как будет на практике?.. Позволит ли телескоп рассмотреть его как следует, через эту полную облаков и туманов атмосферную толщу в пятьсот с лишним километров (расстояние между Парижем и Мирастелем), в которой перепады температур вызывают бесконечные рефракции? Да и парижские пыль и копоть являются серьезным препятствием! Ради точности, вероятно, придется уменьшить увеличение…
Но вот в конце широкой, обсаженной деревьями улицы и обсерватория с ее куполами. Вот Святая София науки, на террасе которой, похоже, кипит жизнь. Вот Святая Женевьева астрономии, с ее огромной воздушной раковиной – колпаком большого экваториала. Вот Сакре-Кёр, Святое Сердце Монпарнаса!
– А! Господин директор!
Портье, почтительный и удивленный, протягивает связку ключей. Во дворе господин директор расходится с двумя астрономами, которые только что закончили свою ночную работу и возвращаются домой. По красивой каменной лестнице господин директор поднимается на второй этаж, входит в обитель большого экваториала и, вопреки собственной воле, замирает в восхищении.
Левиафан! Голиаф! Полифем!
Господин Летелье уже и забыл, сколь колоссальны размеры телескопа. В этом помещении ты чувствуешь себя так, словно попал в башню какой-нибудь крепости или облачился в громадные латы. Огромная дуга цинкового свода напоминает купол бронебашни, а сам экваториал – колоссальную пушку, которая наклоняется сообразно оси мира и угрожает небу. Его штатив, кирпичным донжоном высящийся в центре ротонды, скрыт за легкими металлическими конструкциями – станинами, лестницами, ловильными крюками – и усеян множеством точных измерительных приборов, как хрупких, так и исполинских, вследствие чего у вас складывается впечатление, что рядом с вами – аппарат, который похож одновременно и на дамские часы, и на грузоподъемный кран. Экваториал покоится на гаубичных цапфах. Размерами с Вандомскую колонну или бомбарду, телескоп – огромный цилиндр, слоноподобная наклонная башенка из хромированной стали, серая и матовая, – постепенно вытягивается. Перспектива настолько утончает его оконечность, что блеск последней едва заметен. Его окуляр, осложненный целой кучей небольших механизмов, действительно напоминает затвор… Невежда мог бы решить, что это заряженное артиллерийское орудие, и ожидать оглушительного залпа, задаваясь вопросом: какой же фантасмагорический снаряд вылетит из него в направлении Луны?..
Как же жарко под этим колпаком! А тишина располагает к размышлениям, словно ты в церкви. Подобно морскому прибою, беспрестанно рокочет Париж. Под арочной крепью купола раздается тиканье сидерических часов, напоминающих о ценности проходящего времени, что лишь усугубляет сосредоточенность.
За работу!
Господин Летелье приводит в движение кабестан. Поворотный купол отъезжает в сторону с раскатистым громыханием меди.
Астроном тянет за веревки, и на юго-востоке – со стороны Мирастеля – открывается большая амбразура. Оптический артиллерист наводит свой длинный ствол, и тот медленно опускается к горизонту. При помощи небольшой трубы (так называемого видоискателя), прикрепленной к телескопу, он пытается обнаружить квадратное пятно…
Боже, какой же он маленький, под экваториалом! Словно Гулливер под микроскопом великана!..
Но пятно? Пятно?
Подождите! Он подкручивает маховики, направляя еще ниже, левее… Производит новые вычисления… меняет оптические стекла, чтобы уменьшить увеличение и усилить четкость изображения.
Ах! Ну наконец-то!.. Вот оно, это проклятое пятно! И это уже вид не снизу, а сбоку. Различить пятно можно при увеличении лишь в тысячу двести раз, не больше; но и тогда оно предстает немного неясным, расплывчатым (из-за атмосферы) и вибрирующим (в силу того, что обсерватория то и дело подрагивает от шумов большого города)… С места оно не сдвинулось; это единственный вывод из всего сеанса.
Однако же сказать наверняка, что оно собой представляет, невозможно – по целому ряду причин.
– Да здесь же того и гляди задохнешься!
Господин Летелье выходит на террасу и начинает нервно шагать из одного ее конца в другой, огибая купола, которые выпячиваются своими вздувшимися полусферами, словно в некоем аэростатическом парке. Он то и дело натыкается на регистрирующие приборы и наконец ударом кулака пробивает дыру в попавшемся ему под ноги плювиографе.
– Дурацкие механизмы, пригодные лишь для всякого
