В ногах у возмущенного астронома лежит Париж. Этот человеческий муравейник изгибается перед ним областью слез, окруженной обиталищами нищеты. Необозримая, она спускается с Монпарнаса, чтобы вновь подняться на Монмартре; и там, на севере, напротив обсерватории, словно ее собственное искаженное отражение, вздымаются другие купола. По некоей странной симметрии, базилика Сакре-Кёр и обсерватория – Святое Сердце и Святой Мозг[42], фигурально выражаясь, – возвышаются над Парижем, каждая со своей стороны. Оба этих храма – столь схожие и столь различные – построены во имя неба и словно ревниво соперничают друг с другом над головами людей. Который из них одержит верх? Который из двух храмов, стоящих на двух холмах, должен победить?

Астроном колеблется. Уж не следует ли ему быть не здесь, а там, в экстатической обсерватории неба? Неба такого звездного, что его никогда не окутывает тьма…

– Да не падай же духом, черт возьми! Еще не время сдаваться! Еще ничего не потеряно! Повернись и дай отпор врагу: сарванам!

Господин Летелье решительным шагом пересекает террасу и, опершись на перила, устремляет суровый взгляд вдаль.

Внизу, в саду, сверкают своими восточными куполами меридианные телескопы и фотографические трубы. Дальше, к югу, к Мирастелю, к пятну, наконец, находится обсерватория Монсури. А еще дальше, выстроившись в боевом порядке на невидимой земле, другие обсерватории, в каких-то отношениях расположенные даже лучше, нежели парижская…

Сен-Жени-Лаваль, что рядом с Лионом… Вот оно, точно!

– Сен-Жени-Лаваль – именно то, что мне нужно!

Терпение и настойчивость! Все прояснится еще до вечера.

В дорогу!

Господин Летелье так никогда и не узнал, откуда журналисты прослышали о его нахождении в Париже. Как бы то ни было, группа господ с авторучками и ящичными фотоаппаратами поджидала его у решетчатой ограды обсерватории.

Господин директор не счел нужным скрывать от них как обнаружение пятна, так и постигшее его разочарование. То были сенсационные признания! Вне себя от радости, репортеры тотчас же умчались прочь с небывалой скоростью; и пока каждый со всех ног бежал в свою редакцию, господин Летелье, располагая парой часов до отправления поезда, попросил отвезти его на авеню Монтень к герцогу д’Аньесу.

Молодой спортсмен, только что вернувшийся из Буа-Коломба, буквально светился счастьем. Конструируемый аэроплан подает самые радужные надежды; датчик атмосферного электричества – просто чудо. Нет, от Тибюрса новостей не поступало. Но каким ветром занесло в Париж господина Летелье?

Пятно? В пятидесяти километрах? И никакому аэроплану до него не добраться? Слишком высоко?.. Ах, дьявол! Жаль, очень жаль!.. Но это пятно – это ведь и есть прибежище сарванов, не так ли? Стало быть, остается еще дирижабль-фантом, который можно преследовать, захватить… А значит, «Ястреб» (так называется самолет-охотник) все же на что-то сгодится. Черт побери! А то он уже испугался! Все будет хорошо, он в этом уверен. Он же обещал, ха, чтоб ему провалиться, спасти мадемуазель Марию-Терезу… и жениться на ней, разве нет?

Ах да, да, есть ведь еще этот Робер Коллен, приятный парень и башковитый, так его растак!

Герцог д’Аньес испытывал потребность выговориться и немного побогохульствовать, когда бывал очень чем-то доволен. Он продолжал без умолку болтать и ругаться даже на перроне вокзала, куда вызвался проводить своего будущего тестя.

Там уже продавался специальный выпуск газет, содержавший в том числе и небольшое интервью, данное астрономом репортерам. Господин Летелье купил несколько изданий и уже в купе, в полном одиночестве, смог спокойно изучить самые различные интерпретации своих открытий. Разумеется, каждая из газет постаралась по-своему приукрасить его слова, но если подача информации и разнилась, то смысл ее оставался одним и тем же – достоверным и подлинным. В эту минуту миллионы умных и рассудительных людей читают эти строки… Завтра весь мир узнает о существовании этого загадочного пятна. И тогда – о! волнующая мысль! – его открытие произведет такой эффект на все человечество, что пятно это во что бы то ни стало будет опущено ниже, друзья мои! Ха-ха! Да, его опустят! Сорвут! Швырнут на землю!.. Но из Сен-Жени-Лаваля это «сарванское» пятно виделось только в перевернутом виде. Состоящее, как казалось, из нагромождения неотчетливых предметов, оно напоминало своего рода плиточное покрытие – не слишком однородное, коричневое, с полосками света между каждым прямоугольником.

Так как большие экваториалы не могли превращаться в телескопы наземные, для того чтобы восстановить это изображение, господин Летелье, перепробовав все возможные уловки, в конечном счете спроецировал его на экран, и чередующиеся темные и светлые участки, один за другим, были исследованы в промежуточных спектральных линиях… Что вызвало лишь новые вопросы.

Господина Летелье окружали полтора десятка астрономов, сменявших друг друга у окуляра телескопа или перед проекцией.

Тщетно они наводили все зрительные трубы Сен-Жени на одну и ту же визуальную цель…

И можно ли подсчитать, сколько людей следовало их примеру? Сотни и тысячи, пользовавшихся самыми различными оптическими приборами, начиная от простейших лорнет-биноклей и заканчивая зеркальными телескопами!.. Находились и чудаки, которые наблюдали из таких мест, откуда увидеть пятно было просто невозможно. Те, что руководствовались указаниями газет, зачастую не могли локализовать объект… Большинство вообще ничего не видело. И однако же, даже обычного театрального бинокля оказывалось достаточно для того, чтобы на лице времени проявилась эта небольшая веснушка.

Десятки, сотни, тысячи глаз искали темную звезду на голубом небосводе.

И все эти устремленные в небо взгляды были лишь прелюдией к тому ни с чем не сравнимому порыву, которому предстояло бросить человека на штурм облаков.

Глава 3

Штурмуя небо

Сообщение об открытии господина Летелье побежало по телеграфным проводам и пересекло океаны по герцовым волнам или по подводным кабелям.

Тотчас же толпы исследователей, повсюду рассеявшиеся в поисках сарванов, прекратили поиски. Караваны в пустынях, миссии в зловещих лесах, армейские полки в диких краях, вереницы альпинистов на ледяных склонах гор – все поворачивали обратно. Лошади возвращались в конюшни, а корабли – в порты. Одни лишь аэронавты оставались верными данному слову.

Эллинги уже довольно давно – с тех самых пор, как в народе заговорили о возможности воздушного преследования, – работали в особом режиме. Но когда стало известно, что разбойники скрываются in excelsis[43], их активность удвоилась и в мастерских стало просто не протолкнуться.

Вот только задача усложнилась. Если раньше речь шла о создании быстрых, управляемых и прочных аппаратов, способных преследовать воздушных пиратов, то теперь вдруг встал вопрос высоты, изменивший все коренным образом. И какой высоты! Пятьдесят километров!..

Они были достойны восхищения, эти разбойники, обжившиеся на высоте в пятьдесят километров, в среде, давно считавшейся