«Благодаря этому альянсу талантливого администратора — И. Д. Папанина и талантливого научного организатора — Б. С. Кузина — маленькая биологическая станция в Борке превратилась в головной институт по ряду ведущих проблем, разрабатываемых отделением биологических наук академии», — вспоминают ученые Борка.

«Все лаборатории возглавляли очень видные профессора, они все вернулись из мест отдаленных… Это были живые энциклопедии, мудрые и такие простые люди! Поселок только строился, жилищные условия были самые примитивные. Кирпичи и блоки выгружали все вручную после работы и пели:

Когда о. Павла назначили на приход в Верхне-Никульское, по соседству с Борком, маленькая биостанция превратилась уже в институт биологии водохранилищ, а позднее в Институт биологии внутренних вод АН СССР. Пробивной Папанин обратился к А. Н. Косыгину, который в то время был зампредседателя Совета Министров СССР и возглавлял Госплан СССР, с тем, чтобы включить в план дорожного строительства постройку асфальтированного шоссе от станции Шестихино до поселка Борок. Дорога нужна, была как воздух. Не раз грузовые машины в непогоду застревали в пути, и 16 километров от Шестихино до Борка приходилось преодолевать с неимоверными мучениями.

«Помню, как-то вошел ко мне поздним вечером профессор Кузин в мокром брезентовом плаще и грязный с ног до головы, — вспоминал Папанин.

— Что случилось, Борис Сергеевич? — встревожился я.

— Двенадцать часов добирался на грузовике от Шестихино до Борка. Если бы не трактор, до сих пор в грязи сидели бы, — безнадежно махнул рукой Кузин».

Известие о строительстве дороги с ликованием встретили во всем районе. К осени 1959 года асфальтированное шоссе протянулось от железнодорожной станции до самого Борка. Знал бы Иван Дмитриевич Папанин, какую услугу он оказал многим паломникам — это были не сотни, а тысячи людей — приезжавшим к о. Павлу в Верхне-Никульское, так что даже остановка автобуса стала называться «Отец Павел». Иван Дмитриевич и сам не раз бывал в гостях у верхне-никульского старца, подарил о. Павлу свою книгу «Лед и пламень» с дарственной надписью. Знаменитый полярник, начальник первой в мире дрейфующей станции «Северный полюс — 1», Папанин родился и вырос на берегу Черного моря, в Севастополе, отец и дед его были матросами. То же босоногое голодное детство, что и у о. Павла, только маленький Павлуша Груздев убежал в монастырь, а Папанин в школе «попа не любил, и уроки его — поп заставлял молитвы петь, а у меня слуха никакого». Подростком ушел на завод, чтобы кормить семью, а потом на флот и в революцию. Была в его биографии даже такая страница, как чекистская служба — в начале 20-х годов он работает комендантом Крымской ЧК, о чем достаточно простодушно пишет в своих воспоминаниях. О нем говорили: «Папанин родился в рубашке».

И действительно, это был баловень судьбы и правительства — он сумел не обагрить свои руки кровью невинных жертв, при этом искренне верил в идеи революции, выполнял задания партии, и никакие репрессии никогда не коснулись его.

А сохранить в чистоте свою совесть, да так, чтобы остаться на свободе и заниматься любимым делом, практически было невозможно. Взять хотя бы тогдашнего президента Академии наук СССР Сергея Ивановича Вавилова, который возглавлял Академию после того, как в 1943 году расстреляли его родного брата, выдающегося ученого-генетика, академика Николая Ивановича Вавилова. Сталин любил такие изощренные сюжеты: брата расстреляем, а тебе предложим его должность и полюбопытствуем, будешь ли ты примерным гражданином. И Сергей Иванович был таким примерным ученым и гражданином, работал на посту президента Академии не покладая рук, только его часто мучили сердечные приступы, и он постоянно носил в кармане таблетки нитроглицерина. От одного из таких приступов он и скончался январской ночью 1951 года.

Папанин описывает последнюю встречу с ним перед экспедицией научно-исследовательского судна «Витязь». Двойная идеология эпохи ломала хребет даже таким внешне благополучным людям, как С. И. Вавилов. Но те, кто вернулись из лагерей, кто не был расстрелян, не умер от голода и холода в нечеловеческих условиях, снова «вставали в строй» — а строй этот назывался социалистическим — и трудились на благо Родины, героически создавая славу первой в мире Стране Советов.

Так и институт «Борок», возглавляемый Папаниным, собрал под своим кровом талантливейших ученых, многие из которых, как принято было говорить, имели «темное прошлое». Они-то и создали мировую известность институту.

Это были не только высоко-эрудированные профессионалы, но часто люди глубоко религиозные, несмотря на все атеистические запреты времени.

Тот же Иван Дмитриевич Папанин, хотя в детстве и не любил попов, но в церковь входил только с непокрытой головой и шапку держал в руке, как простой крестьянин.

— Я Папанина уважаю, — сказал как-то раз отец Павел. — Он в церкви всегда шапку снимает.

Случалось, что кавалер восьми орденов Ленина Папанин и «арестант матерый и монах бывалый» отец Павел вместе выпивали и закусывали — в сторожке при Троицком храме это дело не только житейское, но и святое. О чем они говорили? Этого никто не знает. Лишнего слова из о. Павла не вытянешь — «у него ничего нельзя было спросить серьезно — время такое, что он никому не доверял, отшучивался».

Всё повторял, бывало: «Пуганая ворона куста боится». Ведь любая неосторожность могла причинить вред и ему, и его собеседникам — людям видным, известным, со званиями. Ведь за дружбу с «попом» они могли серьезно поплатиться.

Контакты со священниками считались предосудительными, «всё было такое тайнообразующее», как выразился один из близких о. Павла. Хотя такие люди, как Кузин, Арцимович, Кузнецов, об этом никогда не думали. На их интеллектуальном челе словно была запечатлена печать старинного благородства времен еще дореволюционной России, и эту неизгладимую