Шрифт:
Закладка:
Я писал министру иностранных дел Виттингу: «27.09 Молотов был серьёзен, а 30.09 – ещё более серьёзен, и беседа была крайне жёсткой, почти такой же жёсткой, как на мирных переговорах в марте. 27.09 его слова о союзе Финляндии и Швеции содержали скрытую угрозу, при этом он сказал, что сейчас у нас устный разговор, но, если будут бумаги, дело станет серьёзным. Это указывало на то, что пока ещё опасности нет. Но кто знает? Вся история с тайным союзом со Швецией меня удивляет. Правда, русские очень подозрительны, но вопрос мне кажется всё-таки преувеличенным. Это ещё раз показывает, насколько осторожными следует быть в речах у нас на родине». Я, который ничего не знал об этом деле, полагал, что речь идёт о каких-то сплетнях, но, как видно из вышесказанного, основания для него всё-таки были, хотя дело находилось на стадии переговоров. В начале октября от имени правительства Финляндии официально сообщил, что никакого договора не существует. Молотов ответил, что принимает моё сообщение к сведению.
Переговоры между правительствами Финляндии и Швеции продолжались. В упомянутом выше сообщении МИД Швеции говорилось, что 5 ноября вопрос обсуждался в комиссии риксдага по иностранным делам. Учитывая деликатное положение Финляндии, стремились подчеркнуть цель укрепления стабильности и безопасности в интересах сохранения мира на основе существующих договоров. При этом, хотели заранее получить уверенность, что эти планы не вызовут сложности ни со стороны Советского Союза, ни Германии.
6 декабря, в День независимости5, в 23.30 я уже был в постели, когда позвонил секретарь Молотова и спросил, не могу ли я в этот же вечер прибыть в Кремль. Я не думаю, что совпадение с Днём независимости было намеренным. В половине первого ночи я был в кабинете Молотова. Он сказал, что у него для меня есть два сообщения, которые зачитал, а потом по моей просьбе отдал мне бумаги. Первая:
«Советское правительство получило от посланника в Стокгольме, мадам Коллонтай, информацию, переданную ей министром иностранных дел Гюнтером и посланником Финляндии Васашерна, о том, что между Швецией и Финляндией готовится соглашение о подчинении внешней политики Финляндии Стокгольму, а также о том, что впредь внешней политикой Финляндии будет руководить не Хельсинки, а Стокгольм. Советское правительство считает, что подобное положение, если оно действительно возникнет в отношениях между Хельсинки и Стокгольмом, будет означать ликвидацию Мирного договора между Советским Союзом и Финляндией от 12 марта, в соответствии с которым партнёром Советского Союза по этому Договору является не находящаяся в вассальном подчинении Финляндия, лишённая возможности отвечать за выполнение Договора, а независимое государство Финляндия, имеющая собственную внешнюю политику и способная отвечать по своим обязательствам, взятым по упомянутому Договору.
Советское правительство призывает правительство Финляндии взвесить всё сказанное выше и подумать о тех последствиях, к которым приведёт Финляндию подобное соглашение с любой иностранной державой, включая Швецию».
Мне вновь ничего не было известно о происходящем в Хельсинки и Стокгольме. Кремль же, как было видно, постоянно получал об этом информацию. Было ясно, что в Москве с большим подозрением следили за сближением Финляндии и Швеции, и что Кремль хотел помешать этому. Ошибочно оценивая намерения Финляндии, Кремль, очевидно, полагал, что за всем этим стоит какая-либо великая держава, в то время, конечно, Германия. Я не мог не обратить внимания на то, что речь идёт о стремлении, на которое я уже указывал ранее, ослабить положение Финляндии, заставить наш народ жить в одиночку в зависимости от Советского Союза и отдалить от нас Швецию. Государственную независимость Финляндии Советский Союз хотел понимать по-своему, и это мы не могли принять. Мы также не забыли, что единственной претензией, которую Советский Союз предъявил Эстонии и Латвии и которая привела к уничтожению их независимости, было обвинение во взаимном союзе, якобы направленном против безопасности советской России. Поскольку целью переговоров о союзе между Финляндией и Швецией было укрепление существующих условий, статус-кво, то эта политика, как мне казалось, отвечала интересам и России, но, конечно, при условии, что Советский Союз действительно уважал независимость Финляндии.
В связи с резким выступлением Кремля правительство Швеции поручило своему московскому посланнику сообщить, что Швеция изучает возможность предложить правительству Финляндии начать переговоры о более тесном сотрудничестве между Швецией и Финляндией, в рамках которого могла бы идти речь о координации внешней и оборонной политики двух стран. Швеция исходит из того, что также и её интересам отвечает укрепление существующего положения Финляндии, статус-кво, в том числе на основе Московского мира. Следствием подобного сотрудничества было бы получение гарантии, что Финляндия также намерена и желает проводить в отношении Советского Союза политику взаимной дружбы, которая существует между Советским Союзом и Швецией и которой правительство Швеции непоколебимо придерживается. Таким образом, мы способствовали бы политическому развитию на севере Европы, которое было бы созвучно устремлениям советского правительства. Предпосылкой является также понимание этой идеи со стороны Берлина. Эта сторона вопроса пока не выяснена. Оба государства, Швеция и Финляндия, при этом, конечно, не освобождаются от своих обязательств в отношении других государств. Пока в упомянутом вопросе не принято никаких окончательных решений и не будет принято до тех пор, пока не будет полной ясности, что ни в Берлине, ни в Москве не будет превратных представлений о содержании идеи (упомянутое сообщение МИДа).
Со шведским посланником Ассарссоном мы находились в постоянном контакте, так что оба знали, что́ сообщалось нам из обеих столиц. После того как Ассарссон изложил Молотову наши подходы к вопросу о двустороннем союзе, Молотов высказал удивление, что к нему прибыл швед, а не я. Молотов пригласил в Кремль меня. Первым делом он поинтересовался, почему на его представление отвечал посланник Швеции,