соглашение об отказе от конкуренции столетней женщине. Но он больше не хотел рисковать. Соглашение было составлено так, чтобы в любом случае пережить миссис Би. Доживи она хоть до 120 лет, Баффетт не хотел с ней тягаться. «Я думал, она будет работать вечно, – вспоминает Баффетт. – А оказалось, нужно было продержаться всего пять лет».

Миссис Би по-прежнему не умела читать и писать по-английски. Суть контракта ей объяснили на словах, и она подписала его своей монограммой. Об этом перемирии писали все газеты. «А потом я позаботился о том, чтобы она никогда не сердилась и даже не задумывалась об увольнении», – говорит Баффетт.

7 апреля 1993 года Торговая палата Большой Омахи ввела Розу Блюмкин и Баффетта в Зал славы бизнеса. На дрожащих ногах Уоррен поднялся на сцену клуба Highland и впервые в жизни публично спел для миссис Би в ее сотый день рождения. Он также пожертвовал миллион долларов местному театру, который она отремонтировала.

Никто не мог в это поверить: Уоррен Баффетт отдал кому-то целый миллион долларов!

Несмотря на все похвалы в свой адрес, Роза Блюмкин говорила: «Я этого не заслужила»[757]. Но, разумеется, она была этого достойна.

45. Вызывайте буксир

Омаха, 1982–1989

Сьюзи Баффетт почти каждый день выслушивала рассказы мужа о миссис Би по специальному телефону, установленному в ее квартире. Когда раздавался звонок, она мгновенно вскакивала, прерывая разговор с подругой: «Это Уоррен!» Он по-прежнему оставался ее обязанностью номер один.

За прошедшие несколько лет Сьюзи потеряла обоих родителей. Док Томпсон умер в июле 1981 года, а всего через год скончалась Дороти Томпсон. После этого общественная активность Сьюзи только усилилась. И поскольку Уоррен перестал воспринимать жену как должное, то его желание угодить ей выражалось в деньгах, которые он давал. Прижимистость Уоррена ослабевала на фоне неочевидной, но неумолимой реальности: деньги семьи он теперь контролирует только по милости Сьюзи. В любой момент она могла запросить их, чтобы распорядиться самостоятельно.

В основном Сьюзи залезала в кошелек Уоррена с целью раздачи денег разношерстной компании друзей, которая все разрасталась. «Сколько тебе нужно на Рождество?» – спрашивал Уоррен. «О, семидесяти пяти тысяч будет достаточно», – отвечала Сьюзи[758], и Баффетт просто выписывал чек.

Особенно Сьюзи помогала творческим людям, чьи таланты, по ее мнению, не получали должного признания. К 1984 году СПИД унес жизни более двух тысяч американцев, и еще столько же были больны. У Сьюзи появилась очередная великая миссия среди заболевших в Сан-Франциско, которых травили из-за слабого понимания способов передачи болезни[759]. Сьюзи стала их защитницей в первые годы эпидемии ВИЧ[760].

В личной жизни Сьюзи балансировала на грани развода и нового брака. Ее окружение считало, что она оставалась в подвешенном состоянии, чтобы всем угодить, избегая необходимости выяснять, чего же хочет она сама. Однако история ее жизни говорит о том, что она предпочитала никогда и никому не отдавать себя целиком. По мере расширения круга посвященных в ее секреты, Сьюзи становилось все труднее контролировать то, что должно было быть известно только двум главным мужчинам ее жизни.

Конец 1983 и начало 1984 годов Сьюзи с ее бывшим тренером по теннису провели, путешествуя по Европе. В марте 1984 года она приехала в Омаху на празднование восьмидесятилетия Лейлы и впервые призналась Уоррену, что ее переезд в Сан-Франциско отчасти связан с другим мужчиной. Однако Уоррен каким-то образом убедил себя, что эти отношения начались после ее отъезда и уже остались в прошлом[761]. Сьюзи умела хранить секреты даже на исповеди. Но признавшись Уоррену, она определилась с выбором и поняла, что никогда от него не уйдет.

Узнав о романе жены, Уоррен не покончил с собой, но так осунулся, что казалось, похудел на десять фунтов за ночь. Его потрясли несколько фактов, особенно то, что Сьюзи тратит деньги, которые он так щедро ей дает, на вещи, которые он никогда бы не одобрил.

Отношения Баффетта с Астрид, которая ничего не знала о произошедшем, не изменились. В офисе Berkshire он запирался в своем кабинете и под защитой Глэдис погружался в работу. Он никому не рассказывал о том, что чувствует по поводу конца прекрасной иллюзии, которой оказался его брак. Сработал главный принцип его памяти: ненужные воспоминания просто утекали в слив.

Мечта Баффетта сохранить остатки Berkshire Hathaway также постепенно умирала. Количество работников сократилось до четырехсот, оборудование стало похоже на металлолом. Не купив новых прядильных рам, нельзя было выжать ни одной лишней унции вискозы. Это был конец эпохи Berkshire. В 1985 году Уоррен отключил систему жизнеобеспечения[762]. Покупка нового оборудования обошлась бы ему в 50 миллионов долларов, а за старое он выручил всего 163 тысячи[763].

Рабочие требовали выдать им выходное пособие, которое превышало прописанное в контракте, но Баффетт отказался от встречи с ними. Они посчитали его бессердечным, а он просто не смог заставить себя посмотреть им в глаза.

«Они не виноваты, что оказались в положении лошадей после изобретения трактора. Их прикончил свободный рынок. У меня не было ответа, как им быть. Многие говорили только по-португальски и были старше пятидесяти, некоторые оглохли от грохота станков. Вряд ли они могли пройти краткосрочные курсы переподготовки, чтобы стать программистами. Но с людьми, потерявшими работу, нужно было что-то делать. Свободный рынок принес много благ стране, но уволенным работникам нужна система защиты. Общество получало блага и должно было платить по счетам», – говорит Уоррен.

Впрочем, сам он платить по счетам не собирался, а у общества не было системы защиты. Рабочие получили от него только положенную по контракту пенсию.

Когда Баффетт закрыл фабрику, текстильный бизнес уже превратился в крошечных винтик в огромной холдинговой машине Berkshire Hathaway. Уоррен собирался развивать компанию, которая могла поглощать целые предприятия вроде Nebraska Furniture Mart, с помощью страхования. В 1970-х годах он собрал группу из разрозненных страховых компаний и подчинил их National Indemnity, рассчитывая на прорыв. Это был блестящий план, но не сразу все пошло так, как задумывалось.

Сначала ушел в отставку «реактивный» Джек Рингвалт. Последовавшее за этим «дело Omni», когда фирма-агент надула National Indemnity, грозило десятками миллионов убытка. И хотя обошлось парой миллионов, это была лишь первая из серии проблем со страховыми компаниями.

В начале 1970-х Баффетт купил небольшую компанию по страхованию жилья и автомобилей, которая быстро съехала в кювет и ждала, пока новый управляющий не вытащил ее из ямы на буксире. Так было и со всеми остальными инвестициями