Баффетт и Berkshire были единым целым. Продать акции – все равно, что продать часть его самого. Он считал, что будущее его детей связано с Berkshire Hathaway, но не через владение компанией, а через управление капиталом Фонда Баффетта. Однако он не хотел, чтобы его дети вели праздную жизнь на дивиденды.

Свои соображения по вопросам наследования и филантропии Баффетт изложил в памятном слове о Питере Кивите, опубликованном в Omaha World-Herald по случаю его смерти. Кивит был почти легендарной фигурой. Его компания Peter Kiewit Sons', Inc. была самой прибыльной строительной компанией в мире[705]. Во многих отношениях Кивит был воплощением идей Баффетта о том, как следует жить. В эпитафии Уоррен не только воздал ему должное, но и описал то, каким сам хотел бы запомниться людям[706].

«Начав с нуля, – писал он, – Кивит построил одну из величайших строительных компаний мира. Не самую крупную, но самую прибыльную. Он достиг этого только потому, что сумел вдохновить тысячи сотрудников неустанно стремиться к совершенству и эффективности».

«Кивит, – писал далее Баффетт, – был производителем, а не потребителем. Он вкладывал прибыль в развитие производства, а не в роскошную жизнь. Тот, кто тратит меньше, чем зарабатывает, накапливает на будущее. Позднее он может запустить обратный процесс и начать тратить больше, чем зарабатывает, передавая деньги другим людям – при жизни или после смерти по завещанию».

«Уильям Рэндольф Херст, – продолжал Уоррен, – расходовал прибыль на замок в Сан-Симеоне, оплачивая ежедневную доставку льда для белых медведей в своем зверинце. Точно так же фараоны использовали доходы на строительство пирамид в свою честь. Но если хотите строить пирамиды для себя, забрав ресурсы из общества, то должны хорошо за это заплатить, хотя бы налогами. Нужно заставить таких людей вернуть обществу то, что они забрали, и построить на эти деньги больницы и школы».

Вместо этого, некоторые передают будущие доходы своим наследникам, которые «потребляют гораздо больше, чем произвели». Но Питер Кивит «сделал крупные вклады в общественный банк, взяв из него очень мало. Семье он оставил около пяти процентов своего состояния. Остальное пошло в благотворительный фонд», – заключал Баффетт.

На тот момент Фонд Баффетта располагал символическими 725 тысячами долларов и выделял менее 40 тысяч долларов в год, которые шли в основном на образование[707]. Заведовала фондом Сьюзи, так что в нем отразилась разделяемая обоими супругами концепция, что деньги должны возвращаться в общество. Будь у Сьюзи полный доступ к деньгам, она быстро раздала бы их, но Баффетт не торопился. Он считал, что деньги должны приумножаться со временем, чтобы после его смерти можно было раздать еще больше. В 1983 году у него были веские аргументы в пользу такого подхода, так как с 1978 по конец 1983 года состояние Баффеттов выросло почти на порядок – с 89 до 680 миллионов долларов.

В Kiewit Plaza сыпалось все больше просьб о деньгах от друзей, благотворительных организаций и незнакомцев. Одни действительно нуждались, а другие считали, что вправе рассчитывать на финансовую помощь от Баффетта, который всем отвечал одинаково: «Если я помогу вам, то придется помогать всем».

Обещание Уоррена раздать деньги после смерти все больше напоминало «завтрашнее варенье» Белой королевы из «Алисы в стране чудес». Так Баффетт боролся со страхом смерти: он живет, пока копит деньги. К тому времени самоубийство или попытку суицида совершили девятеро из его друзей, знакомых и родственников. Но сам он был полон решимости жить как можно дольше, до последнего вздоха делая деньги.

В конце концов его бесконечное стремление делать деньги вместе с прижимистостью по отношению к семье и фонду привели к бунту среди его друзей. Рик Герин написал Джо Розенфельду: «Что будет делать Уоррен, когда победит в собачьих бегах и поймет, что в мире есть нечто большее, чем клочок меха, за которым он бегал по кругу? Он думает, что погоня за наживой и есть цель, но мы все понимаем, что это не так»[708].

В очередную встречу группы Баффетта на Багамах с подачи Джорджа Гиллспая разгорелись жаркие дебаты. Он начал с того, что «детям и благотворительности придется подождать». Много лет назад Уоррен говорил, что ежегодно дарит детям по несколько тысяч долларов на Рождество, чтобы после его смерти они получили по полмиллиона долларов[709]. По его мнению, этого «достаточно, чтобы заниматься чем угодно, но не настолько много, чтобы ничего не делать»[710].

«Мои дети ищут свое место в мире и знают, что я поддержу их, чем бы они ни занимались», – говорил Баффетт. Но считал «вредным и антисоциальным», создавать для них трастовый фонд («пожизненное пособие») только потому, что им повезло с отцом и матерью[711].

Однако после упреков друзей и близких Баффетт немного смягчил свою позицию и в 1981 году создал инновационную программу, в рамках которой Berkshire Hathaway с каждой акции отчисляла по 2 доллара в выбранную акционером благотворительную организацию. Таким образом держатели акций могли устанавливать благотворительные цели компании, не позволяя высшему менеджменту извлекать репутационную выгоду из благотворительности. Хотя программа не была масштабной, но само ее появление означало, что Уоррен немного ослабил мертвую хватку на своем кошельке. Акционерам программа понравилась, и доля участия в ней была близка к ста процентам.

Эта благотворительная программа стала для Баффетта бесценным источником информации о филантропических интересах каждого из акционеров, которую нельзя было получить никак иначе. Ненасытное любопытство Уоррена заставляло его знать о своих акционерах как можно больше. Ведь он всегда воспринимал их как личностей и членов огромной семьи.

К 53 годам Баффетт уже дважды «уходил на пенсию», но продолжал размышлять о филантропии и наследовании. Его явно расстраивала перспектива отойти от дел. Он шутил, что будет работать и после смерти. Неудивительно, что следующий проект он затеял с женщиной 89 лет, которая собиралась пережить всех.

44. Роза

Омаха, 1983

Роза Горелик Блюмкин родилась в 1893 году в семье раввина и приехала в Омаху из крошечной деревни Щедрин в Минской области. В детстве они с семью братьями спали на голом полу, потому что у их отца не было денег на матрас.

«Всю жизнь, начиная с шести лет, я мечтала переехать в Америку, потому что в России тогда бушевали еврейские погромы»[712], – рассказывала она.

В 13 лет Роза прошла 18 миль до ближайшей железнодорожной станции босиком, чтобы поберечь новые ботинки. Триста миль до ближайшего города Гомеля она проехала, прячась