— Это не то, о чем вы подумали… Прошу не волноваться! С вашими девочками ничего не случится! Всего лишь мера предосторожности…

Человек моргнул, уперся взглядом в Велесова. Не произнеся ни слова, он принялся вертеть головой вокруг, пока не обнаружил торчащий из стены металлический стержень, что ранее удерживал рухнувший стеллаж. Одним сильным движением он выдернул держатель из гнезда и взвесил его в руке.

— Это что вы надумали, драгоценный? — подозрительно спросил Велесов и подался назад. — Вы отдаете себе отчет, к каким последствиям это может привести? Сейчас не время для сведения личных счетов…

Он не успел договорить, как наступавший взмахнул железной дубиной и нанес удар по ближайшему аппарату. Раздался звон стекла, куски алюминия разлетелись по полу.

— Я запрещаю вам! Остановитесь! Я приказываю! Именем графа!

Велесов еще что-то выкрикивал, рассерженно по-птичьи взмахивая руками, но фигура у двери неуклонно приближалась.

— Прекратить! — почти взвизгнул Велесов, мечась между столами. — Феликс, у нас нештатная ситуация! Срочно сюда!

Но Феликс, похоже, как сквозь землю провалился.

Удар, снова удар. Задыхаясь, шатаясь от усталости, Пылесос неистово крошил оборудование направо и налево. Оставалось загадкой, откуда у него брались силы. Велесов попытался было подобраться к нему поближе, но стальная палица просвистела почти у его носа и он едва успел отпрыгнуть.

— Да что вы делаете! — жалобно крикнул он. — Не трогайте кардиограф! Вы же всю аппаратуру нам разнесете! Вспомните, чем закончился ваш предыдущий бунт! Тюрьмой, забвением! Вам этого мало?

Он торопливо начал говорить, словно боясь, что не успеет выложить важную информацию.

— Вашим дочерям оказана большая честь! Они вступают в семью. Это зерно, из которого прорастет стебель обновленного человечества! Сегодня ваша дочь возляжет в саркофаг новой конструкции, дабы соединиться с новым кандидатом. Человеком порядочным и интеллигентным. Наш эксперимент ставит точку в вопросе бессмертия, что будоражил мир с момента зарождения науки! Вы, как отец, должны всячески приветствовать это знаменательное событие!..

Антон с большим увлечением наблюдал, как Пылесос расправляется с всеми приборами, что попадались ему на пути. Звон и дребезг стоял в ушах. Стеклянную утварь со столов он сносил одним ударом, над серьезными приспособлениями работал более тщательно, расплющивая корпуса и превращая их в бесполезные фрагменты. Железная его палица не останавливалась ни на секунду. При этом, несмотря на грозные предостережения и увещевания Велесова-старшего, человек постепенно подбирался к постаменту, где стоял графский саркофаг с нависающей над ним грандиозной механической свеклой. Оказавшись у полированного гроба, Пылесос остановился и переложил свое оружие из одной руки в другую. Осознав, что сейчас произойдет нечто непоправимое, чему он не в силах помешать, Велесов замолчал и застыл на месте, в отчаянии возведя руки к небу. Антон сам зажмурился, ожидая удара.

В этот момент труба фонографа ожила. Гулкий негодующий рокот разлетелся по залу.

— Ты что же, бес смердячий, кнута захотел? — прогремел голос. — А?.. Нешто забыл, кто ты есть, образина? Тебя из грязи вытащили, взяли обратно в семью, а ты, неблагодарный, бунтовать?

Кожехуба замер. Хилая грудь его вздымалась, он дышал сипло и прерывисто. Железная палка уже готова была обрушиться на стеклянный купол, но занесенная рука дрогнула. Медленно опустив свое орудие на пол, он выпрямился, разглядывая саркофаг исподлобья. И вдруг, неожиданно для всех, засмеялся.

Странный это был смех, хриплый, с клекотом в горле. Отсмеявшись, человек высморкался на пол, вытер мокрым рукавом нос и погрозил в сторону гроба кривым пальцем.

— Эк вас… обзываться, значит? Как-то это вашему сиятельству не к лицу. Заявляли себя богом, небожителем, священной коровой! А тут прям конюшней повеяло…

— Молчать, хамское отродье! — из трубы полетели ругательства, плюясь, словно из пулемета. — Хамло, родства непомнящее! Ты на кого покусился, червь? Совсем страх потерял, холопская твоя душа!

Кожехуба невесело покачал головой.

— Эк вас корежит, сиятельный вы наш. Какой я вам холоп? Я, между прочим, по прямой линии прихожусь вам праправнуком, во мне голубая кровь, если уж на то пошло. Да и вообще… Чем я вас хуже? Ну в тюрьме побывал, бандитствовал по молодости, а так-то у меня высшее образование, учреждением заведовал, депутатом райсовета был. Сами-то вы кто? Полоумный, обсиженный мухами старик, живете в гробу… Устроили тут себе персональное райское место. Божество называется… Счастье человечества… У вас только и разговоров что про салоны да про флирт с дамами. Вы и машину эту устроили, чтобы столетиями вспоминать, как в штос у генерал-губернатора перекидывались да с великом князем ходили зайчишек пострелять. Думаете, раз мальцом обучали меня и игрались со мной, то теперь я по гроб вам обязан? Нет, вашество. Сам я, может быть, еще и послужил вам верой и правдой. Я здесь не из-за себя. Дошли до меня слухи, что вы на детей моих покусились. Дети-то вам зачем? Последнее у меня отобрать хотите?

— Эх, неразумный ты… — громыхнул голос. — Дурачина! Твои дети — мои дети! Я за них побольше тебя страдаю. Небось не меньше твоего сердце кровью обливается! Вы все у меня тут внутри, как одна семья! Пойми ты, баранья голова, что не будет яичницы, не разбив яйца! Девочки твои через малое страдание из смертных в другую категорию обратятся, в богинь нетленных подобно владычицам олимпийским! Этот миг прогремит на весь мир как гроза, как буря!

Пылесос вяло ухмыльнулся.

— Про бурю это вы того… наврали. Но что за гроза в пещерке? Тут и дождя-то не бывает. Бессмыслица, право. Фантазии… Я сам нафантазировал за жизнь предостаточно. Напаскудил вволю, аж чертям тошно. Но вот этой глупости — отдать моих девочек вам на эксперименты — не допущу. Придется вам, граф, вместо растворов ваших живительных принять новое лекарство. Лекарство от вечности! Как вы сами меня учили, бутылку надо опрокидывать залпом…

— Неужто порешишь меня… старика?! — донеслось из трубы. — Своего отца и благодетеля? Окстись, сын…

— Что ж я, изверг какой? — возразил тот. — В моих силах разнести вашу машину проклятую, а уж выкарабкаетесь вы или нет, не моя забота. Живите хоть еще сто лет, мне не жалко. Но держать здесь обманом людей не годится. Пока проход открыт, выведу ребят наружу. С должности заодно прошу меня снять. Более охранять станцию я не стану… Набрыдло. Разбирайтесь со своими гостями сами. Кстати говоря, это они вам шлюз взорвали… по вашу душу идут, граф! Придется рассчитываться за все, что натворили.

«Да хватит уже разглагольствовать!». Антон представил, как вдребезги рассыпается купол… Интересно, треснет ли крышка с одного удара? На вид стекло толстое, но если садануть от души…

— Ну же, сын мой! — глухо сказал граф. — Не будем