И я демонстративно сел на колоду в сторонке и принялся осматривать обречённый город и людей. Толпа собралась буквально за минуты. Вопли и крики вскоре перешли в потасовки и мордобой. Орали все, а потом толпа разошлась на две неравные части. На одной стороне стояли все мирные горожане. Деды угрюмо молчали, бабы тянули дрожащие руки, а дети жалобно скулили. Напротив них встали полторы сотни воев во главе с тем мужиком, что говорил со мной у ворот.

– Мы выступаем на сечу. Иные готовы приять вашу милость.

Ну, что ж, умереть так, как хочет – это неотъемлемое и священное право каждого человека, Тяжёлый засов опять с противным скрежетом вышел из пазов, створы ворот поползли в стороны и древляне плотной толпой вышли за стены.

Через час за городским рвом на ровной луговине напротив друг друга встали полторы сотни пар воев. Полторы сотни поединков. Всё по-честному. По звуку рожка началась общая парная схватка. Не слышались крики и проклятия, только хекающие звуки, звон оружия, звуки ударов по щитам и стоны павших. Через четверть часа на ристалище осталась биться только одна пара бойцов. Никто не хотел уступать. Я поднял руку, останавливая схватку:

– Довольно! Ты можешь идти, древлянский вож. Ступай и, ежели узришь кого из древлян, реки, абы забыли они путь в Антанию.

Из полутора сотен поединщиков только двое волковоев получили ранения. Победители надели головы врагов на копья.

Не дожидаясь окончания древлянского разгрома, я поручил Клюсу связаться с другими батальонами и передать мой приказ, как надобно поступить с племенем дерев. Также я велел полку волковоев зачистить от древлян и ляхов северные рубежи Антании вплоть до Припяти и на запад до Буга, соединиться там с дулебами и на время войны охранять в северных пределах порядок. Запрыгнув в седло, я отправился назад в Бусов град.

Угроза стране миновала, с древлянами покончено, а до подлых ляхов ещё дойдут руки, но не сейчас. Я усмехнулся, поймав себя на планах наказания предателей и бандитов, которых следовало хорошенько отметелить. Какое на хрен наказание, разобьём аваров, и домой в двадцать первый век. Если разобьём, конечно. Но о «если» даже думать не хотелось. Обязательно разобьём, иначе, зачем мы тут столько всего нагородили.

Основательно вымотавшись в седле, на третий день к вечеру я въехал в Бусов град, помылся в бане, переночевал дома и рано утром в полном вооружении, оседлав боевого и заводного коней в сопровождении Бродяги отправился на причал. Я спешил догнать войско, а на душе скребла тревога за моих волковоев, оставшихся один на один с огромной проблемой.

В туманной утренней тишине раздался плеск вёсел, потом показался крутой нос лодьи, и вскоре судно ткнулось в причал. На мостки выскочили двое и притянули лодью к причальным столбам. По сходням я завёл лошадей на судно. Вот и всё. Пора исполнить то, для чего я здесь.

– Эгей! Погодь!! – С крутого берега сбегал парень в зелёной форме волковоя. Я отдал команду кормчему задержаться. Дождался крикуна.

– Поздорову, воевода Бор, тебе весть от комбатов Укроха и Клюса.

– Говори.

– Велено баять, оба главных града древлянские порушены. Батальон Скока закрыл Припять. Воев древлянских пало пять десятков сотен. Вожа Ингора с вожами принесли в дар богам на тризне по чести. Чад с мамками отправили в Бусов град. Полон увелив Зимно. Древлянская земля впусте лежит.

– Благо дарю за весть добрую. Комбатов и всех волковоев ждут великие награды и почести. Ступай с богами.

Вот теперь со спокойной душой можно и войско догонять. За спиной остался надёжный тыл. А те немногие древляне, кто успел сбежать и спрятаться пусть теперь сидят за Припятью тихо, как мыши под веником. Что касается наград, то я решил всё вырученное за полон серебро передать волковоям, всё равно оно, так или иначе, будет крутиться в стране.

Подплывая к Псёлу, я внимательно разглядывал огромный воинский лагерь, раскинувшийся от берега до стен новой крепости. Сейчас в нём не было войск, но всё равно даже на первый взгляд отмечался должный порядок и осмысленная организация. Нет, не зря мы больше года гоняли полки, выматывали души комбатам и сотникам, вколачивая в головы понятие дисциплины и создавая новую систему отношений.

На реке Псёл виднелись цепочки паузков, груженных продовольствием или имуществом. Вместе с ними ползли две большие баржи. По берегу в том же направлении группами по десять двигались воинские повозки.

На пристани железный порядок поддерживал пожилой десятник, распоряжающийся разгрузкой-погрузкой. Он чётко и коротко отдавал команды и указывал направление. Я смотрел и поражался. Как и когда случилось то, что огромное живое существо по имени антанское войско стало жить своей собственной жизнью, полной внутренней и порой непонятной логики. Не скрою, меня переполняли гордость и в то же время страх, как у дрессировщика перед матёрым хищником.

В лагере никого из иновременцев не оказалось, потому, выслушав доклад коменданта, я наскоро перекусил и отправился в обход лагеря, города, крепости и литейной слободы. В сумерках я завалился спать в опустевшем воинском доме, чтобы с утра пораньше отправиться вслед за армией.

Утром до рассвета я забрался на посудину, перевозящую какое-то снаряжение и мешки с повизией. Но скорость движения этого плавучего корыта против течения показалась мне настолько малой, что через три часа тягомотного плавания я сошёл на берег неподалёку от расположившихся на краткий привал бойцов сотни лёгкой пехоты.

Я привязал к дереву лошадей, а сам незаметно приблизился к крайнему костру. Бойцы остановились в небольшой рощице, чтобы передохнуть и перекусить, чем боги и интенданты послали, травили байки и болтали о жизни:

– Вот реки, Ворс, ты всё про войну баешь, хоть тех поганых и вовсе николи не зрил. Ну, побьём аваров. Половина из наших в ирий вознесётся, а остатние что робить станут? Нас кровь проливших к оралу боле не допустят, да и в весь не пустят, абы навь убиенную за собой не приволокли. Что робить то будем?

– Хоть и умник ты, Буда, а ноне мудно глаголешь. Вот изреки, что ты робишь второе лето? Верно, служишь в полку. Позри на себя. Облачён, яко вож, оружье новое и знатное, сыт, обут и биться обучен. Грамоте научен, щеляги в калите звенят. И то за два лета в полку. А что бы ты делал в веси своей, седьмой сын у отца? Гнулся на старшего брата, волам хвосты крутил да говно выгребал за краюшку? Не умник, а дурень ты, Буда. Тебе новую жизнь