рассчитываю. Ты пойми, драка предстоит невообразимо отчаянная и жестокая. И именно на тебя и Стинхо в центре попрёт вся эта кодла, особенно на тебя. Ты мне здесь нужен. Иди и готовь полки. Не забудь подготовиться для боя в окружении. Советую перед сцепленными в круг повозками вырыть траншею и на высоту колёс насыпать круговой вал. Заранее запасись водой, бинтами, зброей и оружием.

– Ладно, вот уж и уговорил. А своим разбойникам скажу, чтобы слушались тебя бесприкословно, как меня, но ты их там побереги.

– Не боись, верну в целости и сохранности. Да и кого там беречь? Этих волчар убивать замучаешься.

– Ладно, если что, найдёшь меня в центре.

– Бывай. Увидишь Стинхо, пришли сюда, хочу на время отлучки оставить его за себя.

– Вот, вот. Это ты правильно придумал. Пусть тоже репу почешет, а то привык чуть что морду воротить, да начальство критиковать, понимаешь.

Спустя час слегка растерявшийся Стинхо внимательно выслушал, что он должен будет делать, пока я в рейде, и как командовать в случае моего выхода из строя.

Под вечер разведчики подтвердили слова пленного. В ожидании приказа кагана орда встала на водоразделе. Наступил тот самый переломный момент неустойчивого равновесия, когда требовалось незамедлительно принимать решение, и я задумался, пытаясь спрогнозировать события.

Такая прорва людей и лошадей должна ежедневно сжирать минимум сто двадцать тонн харчей и в двадцать раз больше разного фуража, сена и травы, как саранча, уничтожая всё вокруг до голой земли. Каган не глупец и не станет надолго задерживать эту ненасытную ораву на одном месте. Исходя из этих соображений, в нашем распоряжении от силы пара дней.

Рано до света полусотня волковоев в зелёной полевой одежде одвуконь переправилась через Псёл и исчезла в утренней дымке, отправившись на восход.

Отдохнувшие лошади уверенно отмахивали версту за верстой, и к вечеру мы достигли холмистой возвышенности, того самого водораздела, откуда брали начало десятки рек и ручьёв, и откуда вели десятки путей.

Начало смеркаться, и сумерки спрятали нас в густой поросли оврагов. Но всё равно, то, что мы незаметно прошмыгнули мимо разъездов и разных бродяг, можно назвать маленьким чудом, поскольку все холмы и распадки видимого пространства занимали авары. Перед нами мельтешило, колыхалось, орало, галдело, жрало, воняло и гадило живое море алчных живодёров и жестоких убийц. Над землёй вместе с плотным дымным маревом от десятков тысяч костров и тонн испражнений висела душная атмосфера жажды крови и насилия. В стороне на отдельно возвышающемся холме виднелась группа разноцветных ханских шатров, где обитали знатные авары. В центре среди тех богатых обиталищ поднимался большой серо-синий шатёр кагана. Насколько я понял, такое явное нарушение традиции обычного кольцевого устройства стоянки было связано с невыносимыми гвалтом и запахом, исходящими от огромного скопища.

Через всё стойбище протекала речка, к которой примыкали глубокие заросшие тальником и тростником балки с бегущими по дну небольшими ручейками. В одном из оврагов вблизи стоянки кагана мы и затаились в непролазных зарослях.

Наблюдая за аварами, я взял на заметку важные детали: организация и места постов охраны, подходы к шатрам, пути перемещения обитателей. Собрав десятников, я объяснил, что задумал. После ряда толковых замечаний я внёс в свои планыважные поправки. Расчёт был прост: чтобы вынудить кагана двинуть орду в нужном направлении, нужно захватить знатных заложников и предложить забрать их там, где нам надо. Напасть на лагерь кагана предполагалось десятью группами по четыре бойца. Вооружённый луками десяток оставался в резерве с лошадьми и для возможного прикрытия отхода. В ожидании темноты мы переоделись в ночные тёмно-серые комбинезоны, вместо сапог обернули ноги тряпками и ремешками, надвинули капюшоны и завязали лица тёмными платками с прорезями для глаз. Мазаться углём не имело смысла, поскольку мы решили пробираться к стоянке по воде.

К полуночи стойбище угомонилось и погрузилось в тишину. Привыкая к темноте, мы усердно таращились в ночь, и, когда взошедшая молодая луна залила угомонившуюся землю слабым мертвенным светом, бойцы вступили в речную воду и медленно без плеска двинулись вперёд. Одна за другой четвёрки волковоев расходились в стороны и растворялись в темноте. Я отправился с первой четвёркой прямиком к шатру кагана Бояна.

Из воды мы вышли в сотне метров от цели. На площадке около шатра чуть в стороне слабо горели два костра, у которых вповалку спали авары. Медленно без резких движений на четвереньках и ползком, как пять теней, мы подкрались к шатру. У входа, опираясь на копья, стояли два закованных в доспехи и увешанные оружием рагухана. Неподалёку мерцал углями ещё один костёр, возле которого крепко спали четверо. Можно было бы проникнуть внутрь шатра сзади, распоров войлочную стенку, но оставлять бодрствующую охрану на входе не хотелось. Малейший шум, и она поднимет тревогу.

Волковой отполз в сторону и пощёлкал языком. Один из охранников встрепенулся и шагнул на звук за шатёр. Вонзившийся в его горло нож не позволил закричать. В тот же миг на землю сполз и второй охранник. Тёмные фигуры скользнули к костру, и там никто не проснулся, отправившись в аварский ад.

Оставив у входа охрану, я откинул полог и с двумя бойцами проник в душную тьму, нарушаемую огоньком масляной плошки, стоящей на подставке вблизи входа. Направо за занавесью женская половина с бабами и мелкими детьми. Нам туда не надо. Налево мужская. Прямо покои кагана. Я махнул волковоям налево, а сам скользнул вперёд за плотную занавесь.

На невысоком подиуме, на мягкой войлочной подстилке во сне раскинулся человек средних лет, одетый в красную или коричневую одежду типа пижамы. Слабый огонёк светильника не позволял рассмотреть детали. Прежде всего, требовалось его обездвижить и не позволить закричать. Подкравшись, я приготовил верёвку и на выдохе коротко сильно ткнул пальцем в ярёмную ямку внизу горла. Каган схватился за шею и, выпучив глаза, начал хватать разинутым ртом воздух. Через пять секунд он уже лежал на животе, а я вязал ему руки. Потом я жгутом из тряпки перехватил ему рот, стянул ноги и посадил аварского владыку на пол, привалив спиной к ложу. Он ошалело пучил глаза и слегка кхекал от саднящей боли в горле. Он недоумённо озирался, не пытаясь сопротивляться, а потом замер, уставившись на меня. Когда его взгляд стал осмысленным, я поднёс поближе плошку с огоньком и тихо на ухо проговорил по-аварски заранее подготовленный монолог:

– Не дёргайся, умрёшь уставшим! Я не желаю тебе здоровья, каган Боян, ибо оно тебе не потребуется. Ты заявился в эти края стричь овец, а сегодня остригут тебя. Похоже