— Скоро будем,— стушевавшись, проговорил Новиков и быстро пошел в сторону города.

Мельникова сделала несколько шагов и оглянулась. Дмитрий торопливо удалялся. «Почему он на свободе? Неужели товарищи сказали неправду? А если?..»

Новиков скрылся, и она немного успокоилась. Постояла с минуту в нерешительности и, не понимая, что ней, пошла дальше...

На что рассчитывал Майснер, какой ход придумал, отпуская Новикова? Накануне он беседовал с ним.

— Мы поверили вам,— сказал полицайкомиссар.— Теперь походите по городу. Так нужно. Но если выйдете за черту указанного маршрута — пуля в спину. При встречах со знакомыми — полная иллюзия, что вы не были арестованы. Но если названные вами люди после встречи с вами скроются, посчитаем, что вы их предупредили. Повесим. В шесть вечера доложите о прогулке. Можете считать ее поощрением за правильное поведе-ние на допросах.

А перед этим, 10 августа, допрашивали Шведова. Его доставили из карцера, оборудованного в бывшей 11-й школе на Стандарте. Везли в открытой легковой машине, руки закованы, на голове — грубый мешок. Допрос вел следователь Плискун — бердичевский белогвардеец, жестокий до изуверства, считавший себя знатоком людских душ. Показал арестованному на табуретку, стоявшую посреди комнаты. Три казака остались у двери.

— Ну как — будем знакомиться? — спросил Плискун.

Александр Антонович молча смотрел на следователя.

— Не хочешь первым? И не надо,— сказал Плискун.— Я не гордый. Разрешаю называть меня Мишей. А тебя позволь Сашкой.— На секунду он замолчал, вперив водянистые глаза в арестованного.— Александром Шведовым, хотя по документам ты Александр Гавриленко.

Ни один мускул не дрогнул на лице подпольщика, только мозг опалила огнем догадка: «Предали».

— А ну, посмотри туда,— предложил следователь, показав пальцем вправо,— Может, узнаешь?

Шведов медленно повернул голову... Когда же его ввели? В углу комнаты сидел Новиков.

— Он сразу понял, что к чему. Человеку жить охота,— продолжил Плискун.— Дмитрий Федорович, напомни, кто сидит передо мной?

— Александр Шведов,— сказал Новиков.

— Громче! — крикнул следователь.

— Александр Шведов, подпольная кличка Сашка.

— А дальше?

— Командир партизанского отряда.

— Ого, какой карась попался. А ты не врешь, Дмитрий Федорович?

— Нет,—протянул тот.

— А он — молчит, выходит, не согласен. Знаешь, Новиков, что бывает за ложные показания? Сначала плеточка, а потом веревочка,— сказал следователь и ухмыльнулся.— Ну, ладно, поговорили и хватит. Так кто тебя, Шведов, прислал сюда?

Александр Антонович поднял серые запавшие глаза. Заговорил медленно, кривя в улыбке губы.

— А ты мне нравишься, Миша. Давай в том же духе. Интересно, какое еще коленце выкинет шизофреник, посаженный в угол? Если и ты такого же ума, как он, то я представляю, какое будет следствие...

Плискун грохнул кулаком по столу.

— Молчать! Ты в самом деле карась не простой!

— Кричат, обычно, от бессилия. А чаще — от незнания.

— Верно подметил,— неожиданно согласился Плискун и обратился к Новикову:— Давай, Дмитрий Федорович, выкладывай все по-порядку.

Того затрясло, как в лихорадке. Очки сползли с носа, и он едва успел подхватить их трясущимися руками.

— Степан, дай ему воды,— приказал следователь казаку.

Новиков, клацая зубами о край алюминиевой кружки, выпил несколько глотков. Успокоившись, сказал монотонно-плаксивым голосом:

— Шведов прислан по заданию. Организовал группу. В нее вошли я, Оленчук, Тихонов, Покусай...

Дверь резко отворилась. В комнате появились телохранители Майснера, а потом он сам и Потёмин. Следователь вскочил со стула, на его место сел полицайкомиссар и приказал:

— Продолжайте.

— Повтори,— обратился Плискун к Новикову.— Давай фамилии, да не тяни! — крикнул он.

Майснер поморщился и подумал: «Грубо работает».

— Значит, в группе я, Оленчук, Тихонов, Покусай,— тягуче заговорил Новиков.— Потом примкнули другие: Чибисов, Бородач... Фамилию не знаю. Борисов. Еще Чистякова... Кажется, два Кости. Власов, по кличке Чапай. Портной Мельников, Колесникова, его соседка... Эта — Матвиенко. Еще была Августина. В Макеевке — Ладоненко. Галина в городе, и Кузнецова...

— А про динамит чего молчишь?

— Брали у портного, а прятали у меня. Ему носил начальник шахты. Врач Павел имел оружие.

— Ну что скажешь, Шведов? — обратился следователь к Александру Антоновичу.— Шикарная информация, правда? И теперь будешь молчать?

Подпольщик ничего не ответил. Плискун подошел к нему и толкнул в плечо.

— Я тебя спрашиваю,— зло сказал он.

— Я — Гавриленко, а не Шведов. К тому же...

— Брось дурочку валять,—перебил следователь.

— Жаль,— проговорил Шведов.

— Что жаль?

— Что ты, Миша, прервал меня. Я хотел было добавить нечто важное к сообщению того типа. И к тому, что сказал в самом начале.

Майснер, выслушав переводчика, спросил арестованного:

— Вы помните, что говорили вначале?

— Конечно, помню. Новиков с детства болеет шизофренией. До войны он утверждал, что вел подпольную работу в царское время, хотя был сопливым пацаном. Война и голод, видимо, усугубили болезнь. Он в каждом знакомом видит разведчика и диверсанта. Меня принимает за командира. Я занимаюсь коммерцией и для самообороны от бандитов приобрел пистолет. Новиков узнал об этом и где-то достал себе наган. Подстерег меня у одного торговца. Привязался ко мне, чтобы похвастаться оружием. У нас говорят: «На обиженного богом не обижаются». Но следователь его понимает. Разговаривает на равных...

Полицайкомиссар знал, какой характер примут дальнейшие события, и покинул следственную комнату.

Шведова свалили на пол. Один палач придавил к полу руки, другой — ноги, третий схватил резиновый кабель в два пальца толщиной. После тридцати ударов экзекуцию прервали.

— Ну что? Пришел по заданию? — спросил следователь.

— Чушь,— выдохнул Александр Антонович.

— Повторить! — крикнул Плискун.— Признается, гад! Если не сейчас, так завтра.

Шведова снова стали полосовать резиновым шлангом. Новиков забился в угол, его колотила мелкая дрожь.