и прочие спасательные средства. «Фейерверки» (сигнальные ракеты, сигналы бедствия, синие огни и т. д.) также были осмотрены, испытаны и получили одобрение. Мы осмотрели и испытали их и еще тысячу вещей, имеющих отношение к великолепному трансатлантическому лайнеру, который готовился выйти в свой первый рейс. Поскольку «Титаник» был новым судном, самым большим в мире, его осматривали тщательнее обычного; кроме того, он шел в первый рейс. Инспектор Торговой палаты капитан Кларк славился своей въедливостью, за что его в то время многие поносили. Многие мелкие недочеты, на которые другой инспектор в спешке просто не обратил бы внимания и подписал соответствующие рапорты, Кларк рассматривал очень внимательно. Он должен был видеть все и лично проверить все, что требовало проверки и его подписи. Кларк никому не верил на слово, и потому многие ругали его от всего сердца. Он делал свое дело, и, должен признаться, делал его тщательно.

Наконец подошел день отплытия; огромный лайнер, где и раньше кипела жизнь, от носа до кормы напоминал пчелиный улей, который готовился сняться с места.

С приближением часа «ноль» можно было видеть, как из хаоса рождается порядок. Строго в назначенное время убрали сходни, засвистел свисток, отдали швартовы, и к кораблю подошли буксиры.

Покидая Саутгемптон

Мы имели возможность убедиться в том, какая сила заключена в двигателях и винтах «Титаника», еще до того, как лайнер спустили на воду.

У причала бок о бок стояли «Океаник» и «Сент-Пол» (sic!). Вышло так, что «Титанику» необходимо было слегка развернуться рядом с ними; работал только левый двигатель. Однако вследствие этого на мелководье возникло присасывание, и два пришвартованных судна потащило прочь от причала. «Сент-Пол» сорвало с якоря, а «Океаник» притягивало к «Титанику», пока с причала не сбросили 60-футовые сходни. Казалось, ничто не в состоянии спасти «Сент-Пол» и он вот-вот врежется в корму «Титаника». Если бы не опыт и не находчивость капитана Смита, так бы и получилось. Конечно, размеры «Титаника» были гораздо больше двух других судов; рядом с ним «Океаник» и «Сент-Пол» казались крошечными. Волна, поднятая «Титаником», подействовала на суда, оказавшиеся рядом. Столкновение казалось неизбежным, но капитан Смит вывел «Титаник» вперед с поворотом на левый борт, что позволило «Сент-Полу» отойти и спасло его. Позже, к нашему облегчению, два буксира вернули «Сент-Пол» к причалу.

Стороннему наблюдателю все происшествие могло лишь пощекотать нервы — чуть меньше, чем реальное столкновение. Наши ощущения оказались гораздо глубже. Трудно описать, какие чувства соединяют корабль и тех, кто на нем служит, однако нечто подобное испытывают экипажи всех океанских лайнеров. Кстати, речь не всегда может идти о привязанности. Иногда корабль ненавидишь сильнее, чем человека, хотя служишь на нем. Иногда бывает наоборот: судно ненавидит людей. Такие суда часто называют «кораблями-убийцами». В эпоху парусных судов люди гибли регулярно, в каждом рейсе.

Канал близ Саутгемптона сравнительно мелок; идти по нему нужно с большой осторожностью вплоть до Спитхеда. Когда «Титаник» наконец очутился в своей родной стихии, на глубине, все вздохнули с облегчением.

За время короткого перехода до Шербура двигатели лайнера едва успели разогреться. Затем последовал еще один, более длинный отрезок пути до Квинстауна, и, наконец, на следующий день мы вышли в дальний рейс до Нью-Йорка.

С каждым днем плавания всеобщее восхищение лайнером лишь росло. Мы восхищались его маневренностью, почти полным отсутствием вибрации и остойчивостью, несмотря на то что мы постоянно увеличивали скорость по мере того, как «Титаник» разогревался.

День за днем офицеры и матросы работали и осваивались на новом судне. Вскоре вахты проходили совершенно гладко. Мы не должны были ставить рекорды скорости; более того, компания «Уайт Стар лайн» требовала в первых рейсах идти на сниженной скорости. Скорость можно увеличивать лишь спустя какое-то время; судовые двигатели почти ничем не отличаются в принципе от двигателей хорошей машины; их тоже необходимо обкатывать. В качестве примера можно привести «Океаник». Когда пароходу было 12 лет, он неуклонно увеличивал скорость с 19½ до 21 узла. Часто говорят: если бы «Титаник» так не спешил, возможно, никакой катастрофы и не было.

Ничего подобного.

В ночь 14 апреля «Титаник», конечно, шел с хорошей, но отнюдь не предельной скоростью — далеко не так, как он был бы способен, скажем, через несколько лет. Причинами катастрофы стали несколько обстоятельств, которые прежде никогда не наблюдались. Возможно, такого сочетания больше никогда не будет. Мои слова, возможно, звучат чрезмерно общо; однако так оно и есть.

Весь тот роковой день море было как стекло — необычное явление для соответствующего времени года. Впрочем, это не доставляло нам особого беспокойства. Повторяю, в Арктике зима в том году была необычно мягкой, благодаря чему ледяной покров и ледники таяли в небывалых количествах. Судя по официальным данным, никогда ни до, ни после не наблюдалось такого количества крупных и мелких айсбергов, ледовых полей и дрейфующего льда. Их несло на юг с Лабрадорским течением. За пятнадцатилетний опыт в Атлантике я никогда не видел ничего подобного — даже в Южной Атлантике, хотя мы иногда доходили до 65° южной широты.

Все, о чем я пишу, способствовало катастрофе. Сочетание нескольких предпосылок создало условия, о которых офицеры на корабле практически ничего не знали.

Весь тот день мы получали радиограммы от различных кораблей; они видели айсберги в разных местах. Подобные сообщения не были чем-то необычным в такое время года; кроме того, ни в одном сообщении не указывались размеры айсбергов. Как правило, в ледовых предупреждениях сообщали, что «видели айсберг (или айсберги) на таких-то широте и долготе». Позже в тот же день мы, правда, получили сообщения об айсбергах в больших количествах и еще два сообщения о ледовых полях, однако они находились далеко от нас. При этом одно жизненно важное сообщение, которое получил «Титаник», так и не передали на мостик. Его передал пароход «Месаба» в 21:40. В нем говорилось: «Ледовая обстановка. Сегодня в районе 4Г25' северной широты, между 49° и 50°30′ западной долготы замечены айсберги и обширные ледовые поля. Погода хорошая, ясно». Филлипс, дежурный радист, принявший сообщение, не знал, что подобные предупреждения нужно передавать срочно; не знал он и о том, что мы входим в район, указанный «Месабой» и буквально усеянный айсбергами, ледовыми полями и дрейфующими льдинами. В то время радист активно обменивался сообщениями с мысом Рейс и передавал отчеты. Младший радист Брайд также не знал о важнейшем предупреждении, так как отдыхал после смены. Позже, когда мы вместе находились на перевернутой шлюпке, я сказал Филлипсу, что не помню никакого предупреждения с