и мусульмане здесь знают об этом и говорят, что для арабов было бы лучше, если бы его изгнали; что, в конце концов, турок никогда не был настоящим Амиром аль-Муминином (Повелителем правоверных). Только в Европе люди говорят и пишут так, будто все мусульмане противостоят христианам, и все христиане угнетены, а все мусульмане — угнетатели. Я бы хотел, чтобы они увидели, как греки и мальтийцы господствуют над христианами. Англичанин господствует как свободный человек и британец, а это совсем другое, и именно поэтому арабы хотят, чтобы ими правили англичане, и боятся, что ими будут править восточные христиане. Что ж, они могут бояться, потому что, если греки когда-нибудь будут править в Стамбуле, страдания мусульман удовлетворят самого ярого фанатика, который когда-либо проклинал Магомета. Я ничего не знаю о Турции, но я видел и слышал достаточно, чтобы понять, что помимо христиан и мусульман есть множество других разделений. Здесь, в Египте, всё достаточно ясно: арабы противостоят туркам, и копты встают на сторону более сильного в своих интересах, хотя и сочувствуют своим братьям-феллахам. В любом случае копты не хотят, чтобы к власти пришли другие христиане; они предпочли бы мусульманского правителя, а не еретика, особенно ненавистного грека. Англичанин, на которого он смотрит как на разновидность мусульманина, — это человек, который моется, у которого в церкви нет икон, который женит епископов и, самое главное, который не постится половину года, и эта ересь настолько крайняя, что не вызывает возмущения, если только он не пытается обратить кого-то в свою веру.

Сыновья паши только что поднялись вверх по реке: они приказали читать Коран у гробницы Абу-ль-Хаджаджа и дали каждому алиму по шесть пенсов. Мы не перестаём подшучивать (как сказал бы Морис) Шейх Аллах-уд-дин, муэдзин и другие на этом великолепном пароме, и один старый Фики не знает, смеяться ему, плакать или браниться, когда я прошу показать шаль и тарбуш, которые он купил на подарки от пашей. Юсуфа и Кади тоже попросили принести корзины с хлебом на пароход, так что их шесть пенсов были особенно абсурдными.

Маленький мальчик, чей отец умер, всё ещё с Абабде, и они не позволят ему ехать в Каир, пока не потеплеет и они не найдут надёжного человека, который будет добр к нему. Рахме говорит: «Боже, пожалуйста, пусть он поедет с Ситт». Хассан утешил его сахарным тростником и лаской, и если я потеряю Мабрука и мальчик привяжется ко мне, он может попасть в мои руки, как Ахмет. Я слышал, что он хороший парень, но настоящий дикарь; однако, как я считаю, это не имеет значения — на самом деле, я думаю, что они учатся быстрее, чем те, у кого есть свои привычки. Так что я вижу, что Теренс был ниггером! Я бы сказал об этом Рахме, если бы мог заставить его понять, кем был Теренс и что он, Рахме, нуждается в поддержке, но этот достойный человек и представить себе не может, что его кожа хоть в чём-то уступает моей.

3 февраля 1867 года: сэр Александр Дафф Гордон

Сэру Александру Даффу Гордону.

Луксор,

Февраля 3 1867 года.

Дорогой Алик,

Завтра корабль уходит, и мне почти нечего добавить к письму Маттера, разве что сказать, что мне лучше.

Здесь есть человек из Гиргеха, который говорит, что женат на принцессе Джинни (фее). Я попросил представить меня ей, но подозреваю, что с этим будут какие-то проблемы. Это будет похоже на «Ну же, мадам, вы слишком недоверчивы» Алексиса[8]. Непонятное — это движущая сила, которая побуждает к чудесам и знамениям, поскольку те, кто творит чудеса, не получают за это денег; и в самом деле, очень часто они дают, как тот индийский святой, о котором я вам рассказывал и который дал мне четыре доллара. Все его чудеса были бесплатными, что было самым чудесным в святом. Мне обещали, что Джинниэх пройдёт сквозь стену. Если она это сделает, я буду вынужден поверить в неё, потому что в Луксоре нет механических приспособлений. Все здешние гаремы верят в это, и человеческая жена этого мужчины клянётся, что прислуживает ей, как рабыня, и полностью поддерживает ложь или заблуждение своего мужа. Я не видел этого мужчину, но я бы не удивился, если бы это было заблуждением, — настоящие подлинные видения и откровения так распространены, и я думаю, что откровенного обмана здесь мало. В то же время фамильярность порождает презрение. Джинны, африты и шайтаны вызывают гораздо меньше уважения, чем самый глупый домашний призрак, а дьявол (Иблис) низведён до прискорбной незначительности. Его никогда не упоминают ни в проповедях, ни в религиозных беседах с тем уважением, которым он пользуется в христианских странах. Полагаю, мы можем утешать себя надеждой, что он воздаст мусульманам за пренебрежение к нему в загробной жизни.

Я не могу описать вам, как здесь сейчас тяжело, даже думать об этом невыносимо: каждый день какой-нибудь новый налог. Теперь каждый зверь: верблюд, корова, овца, осёл, лошадь — должен платить. Феллахи больше не могут есть хлеб, они живут на ячменной муке, смешанной с водой и свежей зеленью, травой и т. д., что ужасно для людей, привыкших к хорошей еде, и я вижу, как все мои знакомые худеют, ходят в лохмотьях и беспокоятся. Юсуф не в долгах, его религия не позволяет ему брать взаймы, но он хочет продать свою маленькую рабыню и уже продал своего осла, и он в лучшем положении. Налоги делают жизнь почти невыносимой — 100 пиастров за феддан, налог на каждый урожай, на каждый годовой плод и снова, когда его продают на рынке; на каждого человека, на древесный уголь, на масло, на соль, на танцовщиц. Я удивляюсь, что меня не мучает жажда денег — не более трёх человек пытались просить у меня взаймы или занимать.

Спасибо за вестминстерский эпилог; он всегда меня очень забавляет. Значит, Теренс был ниггером. В его «Давусе» нет и следа негритянского «мальчика». Мой ниггер вырос огромным и обрёл громоподобный голос. Он скорее слоновой породы, чем тигриной, очень мягкий молодой дикарь. Мне будет жаль, когда его заберёт Пэлгрейв. У меня есть соблазн купить милую маленькую динку Юсуфа, чтобы заменить его, но девушка — это такая роскошь, когда нет настоящего гарема. В лодке Ахмету достаточно Омара, но в этом большом пыльном доме, где нужно бегать по поручениям, следить за входящими и выходящими, за трубками, кофе и тому подобным, двум мальчикам будет удобнее. Мабруку