сих пор ей обязана, знай, – она дала тебе разрешение остановиться.

Мгновение Виоли не знает, что сказать.

– Это какая-то уловка? – спрашивает она. – Ты думаешь, я просто брошу здесь Гидеона и Рида, потому что ты сказала, будто этого хочет Софрония?

– Нет, – говорит Дафна, хотя, похоже, она не обижена на эту идею. – Но мы с тобой похожи больше, чем хотели бы это признать, и я думаю, есть кое-что, чем ты предпочла бы заниматься вместо того, чтобы нянчиться с ними.

Виоли бросает взгляд на Гидеона и Рида, которые наблюдают за ней с неуверенностью в глазах.

– Я не говорю тебе, что делать, – продолжает Дафна, когда Виоли ничего не говорит. – Но Руфус – хороший человек, и Гидеон с Ридом будут с ним в безопасности, если ты вдруг решишь, что у тебя остались дела в Элдевале.

Именно тогда Виоли понимает, о чем говорит Дафна. Единственное, что интересует Виоли в Элдевале, – это Евгения. Если Леопольд рассказал Дафне об обстоятельствах смерти Софронии, то она знает, какую роль в этом сыграла Евгения.

– Я не твоя личная наемница, – говорит Виоли. – Если ты хочешь смерти Евгении, сделай это сама.

– О, именно это я и сделаю, – говорит Дафна. – Но сначала я хотела предложить ее тебе. Считай это жестом мира.

Виоли чувствует, как ее челюсть сжимается. Убийство Евгении не должно быть такой уж привлекательной мыслью, но все же это так. И кроме того, в ее распоряжении уже есть коллекция оружия и ядов Дафны. И все же…

– Если ты действительно хочешь преподнести это в качестве жеста мира, не обращайся со мной, как с дурой. Есть причина, по которой ты не хочешь делать это сама, и я сомневаюсь, что дело в брезгливости.

На мгновение Дафна замолкает.

– Я верю тебе насчет моей матери, – говорит она. – Но в наших же интересах, чтобы она сама этого не знала. Если она подумает, что я имею какое-то отношение к убийству Евгении, то может начать подозревать меня в измене.

Но если Виоли сделает это, пока Дафны нет во дворце, она будет вне подозрений. Виоли знает, что это убедительный аргумент, но это не повод торопиться.

– Я вернусь в Элдеваль после того, как провожу принцев, – говорит она.

– Завтра утром мы возвращаемся в Элдеваль, – говорит Дафна. – Я, конечно, не знаю, куда именно вы направляетесь, но сомневаюсь, что это достаточно близко, чтобы мы не вернулись раньше вас.

Она права. До Сильванских островов от Элдеваля еще дня два, а с учетом того, что нужно найти сначала корабль, а потом лорда Савеля, – и того больше.

Виоли чертыхается, но осознает, что сделала это вслух, только когда Руфус снова поднимает брови.

– Отлично, – говорит Виоли Дафне. – Не знаю, в курсе ли ты, но я забрала все яды у тебя из ящиков. Можешь порекомендовать, что из них использовать?

Дафна на мгновение замолкает, но когда она снова заговаривает, Виоли слышит в ее голосе раздражение:

– Полупрозрачный порошок в пудренице с рубинами. Ей нужно будет только вдохнуть его, но на твоем месте я бы задержала дыхание.

– Я знаю, что такое ядовитый туман, – говорит ей Виоли, борясь с желанием закатить глаза.

– Тогда ты знаешь, как им пользоваться, – отвечает Дафна.

Их связь лопается, словно натянутая бечевка, и Виоли моргает, поочередно переводя взгляд на Руфуса, Гидеона и Рида, которые смотрят на нее так, словно она сошла с ума. Виоли уверена, что отчасти так оно и есть.

– Планы изменились, – говорит она им.

Беатрис

Беатрис просыпается, когда в окно ее спальни уже льется яркий солнечный свет, и большие часы в углу сообщают, что уже почти полдень. Но голова болит так сильно, что приходится перевернуться на другой бок и зарыться лицом в подушку в надежде поспать еще немного. Но в этот момент она замечает рукав своей ночной рубашки – белый рукав, покрытый темно-красными, почти коричневыми пятнами. Беатрис лучше других знает, как выглядит засохшая кровь, и когда она резко выпрямляется, вызывая в голове очередной фейерверк, к ней возвращаются события прошлой ночи: то глупое желание, разговор с Николо, его лицо, а затем кашель кровью.

Он что-то с ней сделал? Конечно, это невозможно – физически она не была в Селларии, а Николо едва ли что-то знает о магии. Беатрис понимает, что все дело в ней самой, и ее желудок сжимается.

Еще мгновение она смотрит на забрызганный кровью рукав ночной рубашки, и в ее голове так быстро крутятся мысли, что о головной боли легко забыть.

Магия имеет свою цену, Найджелус предупреждал ее об этом. Возможно, это то же самое недомогание, что случалось у нее и раньше после того, как она загадывала желания. В этом есть крупицы здравого смысла, но этого недостаточно, чтобы ее успокоить. В конце концов, она кашляла кровью – совсем не то же самое, что головная боль или усталость.

– Прошу прощения, Ваше Высочество…

Приглушенный женский голос, кажется, доносится из-за стены, отделяющей комнату Беатрис от гостиной, которую она когда-то делила со своими сестрами. Беатрис понимает, что это одна из горничных.

– …Но принцесса Беатрис еще не проснулась.

– Уже почти полдень, – отвечает другой голос. Паскаль. Она откидывает одеяло и на нетвердых ногах встает с постели.

– Я проснулась! – кричит она. – Входи, Пас!

Через несколько секунд дверь в ее спальню открывается и входит Паскаль.

– Ты проспала допоздна. Тяжелая ночь? – спрашивает он, прежде чем его взгляд падает на кровь на рукаве ее ночной рубашки, и он резко останавливается, поспешно закрывая за собой дверь.

– Беатрис… – медленно произносит он низким голосом.

– Я в порядке, – говорит она ему, выдавив из себя улыбку, хоть и не уверена в истинности этих слов. Так быстро, как только может, она рассказывает ему о событиях прошлой ночи, начиная с несостоявшегося урока и того, как она навестила в темнице Эмброуза с Жизеллой, и заканчивая тем, как она загадала желание поговорить с Николо и каким получился этот разговор.

– И последнее, что я помню, это кашель. Я заметила кровь, а потом, должно быть, потеряла сознание, – говорит Беатрис, качая головой. Видя беспокойство в заботливых карих глазах Паскаля, она тянется и берет его за руку.

– Сейчас я чувствую себя прекрасно, – уверяет она его. Это не вся правда, но ему ни к чему знать о ее головной боли.

– Все равно, – говорит Паскаль. – Кашель с кровью – это не то, к чему следует относиться легкомысленно. Я позову врача.

Он хочет пойти к двери, но Беатрис не отпускает его