признавать, она права. Отчасти она благодарна Клионе за то, что та взяла на себя ответственность за то, чтобы рассказать ему об этом.

– Вы обе сумасшедшие, – говорит Байр, качая головой.

– Неужели? – спрашивает Дафна. – И мы обе страдаем от одного и того же недуга? Тебе это кажется более правдоподобным?

– Честно говоря, да, – огрызается Байр, проводя руками по волосам и делая глубокий вдох. – Я не… я не то имел в виду. Но это, должно быть, недоразумение.

– Клиона с ней разговаривала. А я подслушала. Ты считаешь, что кто-то из нас достаточно глуп, чтобы неправильно все это понять, не говоря уже об обеих?

Байр поджимает губы.

– Но зачем? – спрашивает он.

– Этого я не знаю, – признается Клиона. – Она говорит, что это был приказ моего отца, но мне трудно в это поверить.

– Хотя это имело бы смысл, – указывает Дафна, не в силах сдержаться, даже когда Клиона бросает на нее острый взгляд. – Ну, это могло бы быть так, – говорит она. – Насколько ему и остальным повстанцам известно, Гидеон – законный наследник темаринского трона, а Рид – следующий в очереди. Есть множество причин, по которым повстанцы хотели бы заполучить их в свои руки, не последней из которых был бы шантаж с целью выкупа.

– Средств у нас хватает, – огрызается Клиона.

Дафна удостаивает ее не более чем закатыванием глаз.

– В любом случае, – говорит она, – самое безопасное место для них находится далеко отсюда, так что именно туда их везут Руфус и Виоли.

– Куда именно? – спрашивает Байр.

Дафна и Клиона обмениваются взглядами.

– Лучше всего было, что мы сами не знали, – говорит она.

Байр хмурится.

– Я согласен, что Клионе это рассказывать не следовало. Но ты-то знаешь?

Дафна стискивает челюсти.

– Нет, – говорит она.

– Почему они скрыли это и от тебя? – спрашивает он.

– Казалось весьма разумным решением как можно сильнее ограничить круг людей, которые обо всем знают, – говорит она, хотя даже для ее собственных ушей это звучит фальшиво. Но она не может сказать ему, что Клиона была для Гидеона и Рида не самой большой угрозой.

Целую вечность Байр ничего не говорит, и Дафна беспокоится, что он все равно не успокоится и пустится в погоню за Гидеоном и Ридом. Она не думает, что смогла бы остановить его, решись он на это, но все же надеется, что он отправился бы на восток, а не на запад. Но в конце концов он вздыхает.

– Вы уверены в этом решении? – спрашивает он.

– Это лучший вариант, какой у нас был, – говорит Клиона. – И ты доверяешь Руфусу.

– Я доверяю Руфусу, – соглашается он, но его взгляд устремлен на Дафну, и она слышит слова, которые он не произносит: «Но тебе я не доверяю».

Вряд ли она может винить его за это, так ведь? Но ей все равно больно.

В ту ночь наконец-то появляется северное сияние. Когда после ужина эти новости достигают дворца, Дафна, Байр, Клиона, Хеймиш и Леопольд спускаются к озеру Олвин.

Теперь все в их группе знают, кто такой Леопольд на самом деле. Дафна догадывается, что Клиона рассказала Хеймишу при первой же возможности. До тех пор, пока это остается между ними, проблем возникнуть не должно, хотя, как только Дафне начинает так казаться, она резко себя одергивает.

То, что она решила пойти против своей матери в отношении Гидеона и Рида, не означает, что она может избежать убийства Леопольда. В отличие от его братьев, в нем Дафна видит реальную угрозу ее матери и ее власти над Вестерией. В отличие от своих братьев, Леопольд в глазах Дафны не невинен.

Теперь, когда Виоли ушла, ничто не мешает Дафне убить Леопольда этой самой ночью.

Не подозревая о том, какой оборот приняли ее мысли, Леопольд встречает ее пристальный взгляд и слегка улыбается, на что она изо всех сил старается ответить, прежде чем Байр прочищает горло, привлекая ее внимание.

Байр держит урну Киллиана – царственную и сдержанную, каким, как слышала Дафна, был и сам Киллиан, – в то время как Хеймиш и Леопольд кирками пробивают отверстие в толстом льду, покрывающем озеро. Дафна и Клиона ждут на берегу, закутавшись в меха и сжимая в руках кружки с горячим глинтвейном.

Они не разговаривали с сегодняшнего утра, но между ними лежит тяжесть недосказанности. Клиона знает, что Дафна не была до конца честна с Байром, и, должно быть, подозревает, что Дафна не до конца честна и с ней, но девушка на нее не давит. По крайней мере, пока. И Дафна благодарна ей за это.

Скоро Клиона, Байр и все остальные узнают правду о ней и о масштабе заговоров ее матери. Она всегда знала, что они не простят ей этого, но все больше и больше она задается вопросом, сможет ли она простить саму себя.

Дафна опускает взгляд и смотрит на Байра, который держит урну со своим братом. Его руки дрожат так сильно, что она сомневается, что это всего лишь из-за сильного холода. Ее охватывает желание обнять его так крепко, чтобы два их разбитых сердца слились в одно.

Ты говоришь, как Беатрис, думает она, мысленно встряхнувшись.

– Звезды над головой! – восклицает Леопольд. Дафна прослеживает за его устремленным на небо взглядом, и у нее перехватывает дыхание при виде неоновой зелени, фиалок и бирюзы, проносящихся по усыпанному звездами небу. Пока Дафна наблюдает, разинув рот, цвета колышутся и растекаются по небу, как капли чернил в воде.

Она и раньше видела картины с изображением северного сияния, но не готова к тому, чтобы увидеть это великолепие собственными глазами. Картины не идут ни в какое сравнение, потому что сейчас ей кажется, что она оказалась погружена прямо внутрь произведения искусства. Дафна могла бы веками искать слова, чтобы описать то, что видит, но все равно потерпела бы неудачу. Она понимает, как это зрелище может породить истории, выходящие за рамки реальности; под звездами, огнями и широким фривийским небом все внезапно начинает казаться возможным, даже их сказания и легенды.

В какой-то момент Байр прочищает горло, и она заставляет себя отвести взгляд от неба и посмотреть на него. Он стоит к ней спиной, лицом к озеру и той дыре во льду, которую сделали Хеймиш и Леопольд.

– Киллиан, ты был лучшим братом, о котором я только мог мечтать, – говорит он мягко, и его слова уносит ветер. – Когда ты был жив, мне казалось, что я всегда оставался в твоей тени. Почти во всем ты был умнее, сильнее, храбрее, лучше меня. Были времена,