– Я знаю, что Паскаль – двоюродный брат мальчиков и их ближайший живой родственник, но, похоже, в данный момент у него полно забот о своей собственной стране, – продолжает ее мать. – Я знаю, что мы с ними породнились лишь через нашу дорогую Софронию, но в ее честь я чувствую себя обязанной помогать направлять юного короля Гидеона до тех пор, пока он не перестанет во мне нуждаться.

Мгновение Беатрис может лишь молча смотреть на свою мать, пытаясь понять правила той новой игры, в которую они теперь играют. Могла ли она сама похитить принцев, чтобы потом якобы спасти и привезти сюда? Беатрис предположила бы, что это так, только вот в таком случае они уже наверняка были бы в Бессемии. Но, возможно, в истории, которую она рассказывает, и есть доля правды. Когда напряженное молчание между ними затягивается слишком надолго, генерал Урден прочищает горло.

– Отлично, Ваше Величество, – говорит он. – Для нас куда лучше, чтобы Темарин сохранил независимость под властью нашего верного союзника, чем если бы вам пришлось управлять такой неспокойной страной.

Императрица слегка кивает в сторону генерала, но видя, как недовольно поджаты ее губы, Беатрис немного успокаивается. И все же она не может остановить поток мыслей, потому что смотрит на головоломку, в которой, очевидно, не хватает половины кусочков, и не может разглядеть полную картину.

– Теперь что касается Селларии. Мы получили несколько интересных новостей от наших шпионов, – говорит генерал Урден, перебирая лежащие перед ним бумаги. – Ходят слухи о готовящемся перевороте с целью свержения короля Николо. Его возглавляет еще один двоюродный брат принца Паскаля – герцог Рибель.

Беатрис хмурится. Она знала герцога Рибеля по имени, но за время ее пребывания в Селларии он не бывал при дворе, так что она с ним не встречалась. Насколько Беатрис знала, они с королем Чезаре не ладили, и герцог справедливо полагал, что его лучший шанс сохранить голову – это жить в своем летнем поместье на западном побережье Селларии.

– Герцог Рибель снискал благосклонность других знатных семей, которые были изгоями во время правления Чезаре. Очевидно, он гораздо более привлекательный кандидат на пост короля, чем король Николо, у которого полно врагов даже в его собственном окружении.

Императрица поворачивается к Беатрис, приподняв брови.

– Ну что, Беатрис? – спрашивает она. – Сейчас твое мнение могло бы быть нам полезно.

Беатрис борется с желанием бросить на мать свирепый взгляд.

– Николо и его сестра потратили слишком много времени, пытаясь захватить трон, и совсем не озаботились тем, чтобы понять, как его сохранить, – говорит Беатрис, тщательно подбирая слова. Она вспоминает Николо таким, каким она видела его прошлой ночью, – пьяным и безрассудным, но точно не проигравшим. Беатрис уверена, что у него припрятан козырь в рукаве, и она больше не собирается его недооценивать. Но лучше, чтобы у императрицы сложилось иное мнение.

– Если бы рядом с Николо все еще была Жизелла, я бы советовала относиться к ним с осторожностью, но без нее у него против Рибеля не будет ни единого шанса.

– Хорошо, – говорит императрица. – И, конечно, хаос, который возникнет во время всей этой междоусобицы, позволит вам с Паскалем без лишних усилий занять законный трон. Это не должно занять у вас много времени.

Беатрис пристально смотрит на свою мать. Итак, они все еще продолжают притворяться, что Беатрис и Паскаль вернутся в Селларию и сядут на престол, несмотря на то, что никто в стране не будет этому рад.

На селларианской земле, руками селларианцев, сказал как-то Найджелус. Заставить селларианца убить Беатрис на территории Селларии – единственный способ исполнить желание, загаданное Найджелусом в миг ее рождения. Но Беатрис не собирается давать своей матери такую возможность.

– Сколько солдат получится нам выделить? – спрашивает Беатрис, но не у своей матери, а у генерала Урдена.

Но прежде чем ответить, генерал бросает быстрый взгляд на императрицу.

– Императрица заверила меня, что пятисот человек будет достаточно, – осторожно говорит он.

Беатрис едва сдерживает смех.

– Понятно, – удается сказать ей, сохранив невозмутимое лицо. – А скажите мне, генерал, есть ли у вас какие-либо отчеты о количестве войск, которыми располагают Николо и этот герцог?

Генерал открывает рот, чтобы ответить, но императрица опережает его.

– Это не должно иметь никакого значения, – говорит она с мягкой улыбкой. – Вы законные король и королева Селларии, и если ситуация с Темарином нас чему-то и научила, так это тому, что верность королевской семье всегда берет верх в сердцах людей. Нежели ты думаешь, что вы заслуживаете преданности меньше, чем два мальчика, которые едва вступили в подростковый возраст?

Это вопрос с подвохом – нельзя сравнивать Беатрис и Паскаля с братьями Леопольда. Но императрица, как и все остальные в комнате, прекрасно это знают, уверена Беатрис. И ее мать не собирается менять своего решения.

– Буду верить, что мы справимся, – говорит Беатрис сквозь стиснутые зубы.

– Уверена, что так и будет, – отвечает императрица. – В конце концов, разве я воспитала тебя не для того, чтобы ты могла и горы свернуть, моя дорогая? Так неужели какой-то муравейник тебя остановит?

Беатрис думает о том, что, если речь заходит о налогах на селларианский шелк, муравьи вполне могут начать кусаться. Горы – нет.

Когда заседание наконец-то подходит к концу и члены совета спешат попрощаться с императрицей, мать Ипполина задерживается рядом с Беатрис и одаривает ее легкой улыбкой, на которую Беатрис неуверенно отвечает. В матери Ипполине всегда было что-то смущающее – постоянное облако недовольства, которое нависало над пожилой женщиной с тех пор, как Беатрис себя помнит. Видеть ее улыбку, какой бы легкой она ни была, для Беатрис не менее странно, чем слышать, как лает кошка.

– Я слышала о том, что творилось с вами в Сестринстве в Селларии, принцесса Беатрис, – бормочет мать Ипполина. – Уверена, у вас из-за этого сложилось ужасное впечатление о Сестринствах. У меня вы никогда не бывали, не так ли?

– Нет, мать-настоятельница, – говорит Беатрис, стараясь скрыть, как сильно ей не нравится эта идея. Беатрис умрет счастливой, если никогда в жизни больше не побывает в каком бы то ни было из Сестринств.

– Вы должны это исправить, – говорит мать Ипполина. – Я бы с удовольствием показала вам, насколько наши бессемианские Сестринства отличаются от того, где вас держали. Прежде всего потому, что каждая, кто находится в наших стенах, сама выбрала быть там.

– О, я знаю, мать Ипполина, – уверяет ее Беатрис. – Хотя я и не была в вашем Сестринстве, я встречала сестер, которые