Тонька протянула ему бокал с водкой, он молча опрокинул и зажевал кусочком рыбы. После второго бокала все стало хорошо и понятно, однако душа просила чего-то другого, простора, полета в ночи, новых ощущений.

— Тормоз, ломанемся в Марху. Дело есть, — предложил он, закуривая. Тормоз соответственно своему прозвищу въехал не сразу. Коренастый крепыш с толстой физиономией и круглыми глазами получил в свое время прозвище только по тому, что имел от рождения, как говорят, позднее зажигание. На все, особенно на прямые вопросы, у него была запоздалая реакция. Вот и сейчас прошло определенное время, пока вопрос дошел до него. Он застыл, уставившись в одну точку на скатерти, и казалось, ничего не слышал.

— Никуда он не поедет, — парировала вместо него пигалица и на помятом ее лице промелькнула тень уязвленного самолюбия, мол: «Как же он даму оставит».

— Кто, куда? — встрепенулся наконец Тормоз, — В Марху? В какую Марху? Не, не поеду. Меня загребут. Я недавно из трезвяка.

— Нужен ты… Не пешком же пойдем. Думай.

Думал Тормоз долго. И ехать в ночь из тепла не хотелось, и поперек Карла идти тоже не решался.

— Ну, ладно, будьте. Я еще вернусь, — сказал Карл и поднялся.

— Ну, ты это… может, не поедешь? Ну не обижайся, я это… я не могу, — замямлил Тормоз.

— Ладно, я не в обиде, — бросил через плечо Карл.

Мороз на улице отрезвил его и придал силы. Редкие машины проезжали, не останавливаясь. Тачку он поймал только возле «Туймаады» и поехал навстречу своей бывшей любви, девушке по имени Таня, живущей в Большой Мархе. Впрочем, девушек у Карла было достаточно. Позвони любой, и никто не откажется от встречи с ним. Но сегодня захотелось увидеть только ее — негромкую, нешумную, какую-то всегда грустную, чуть полноватую, далеко не красавицу. И с чего он ее вспомнил? С того, что было когда-то у них настоящее и могло получиться настоящее, а он сам все растоптал, предавшись утехам с доступными женщинами и выбрав совсем другую жизнь…

Тем временем в Тонькиной квартире проснулся Серый и, услышав, что приходил Карл, разбушевался: «На хрена не разбудили! Он мне нужен позарез! Тормоз, одевайся! Поехали! Нам с ним к Зубу надо!»

— Не поеду! Я пьяный!

— Поедешь, на х…! Ты всегда пьяный!

— Не поеду! Повяжут!

— Мало тебя вязали, сука! Где перо?

— Какое перо? Серый, на что оно? Так не пойдет, с пером я тебя не знаю, — Тонька встрепенулась, чего-чего, а криминала ей удавалось избегать.

— Все пучком, Тонь, — успокоил ее Серый, — это я так, пошутил.

— Ну, куда ты?

— Я скоро, к другу и обратно. Нога там, нога тут.

Серый натянул дубленку, и скоро после громыхания в коридоре ног хлопнула подъездная дверь. Белая «Волга» нарисовалась перед ним сразу.

«Браток, до Мархи», — кинулся к нему Серый. Водитель запросил неимоверную цену. «Будет», — услышал он быстрый ответ. «Волга» рванула с места. Серый нащупал в правом кармане джинсов холодное лезвие ножа.

Вячеслав Анатольевич Кротов, седеющий сухопарый мужчина за пятьдесят, известный в криминальном мире по прозвищу Зуб, прожил славную жизнь. Впрочем, жизнь потрепала его хорошо, устраивая ему то и дело в местах не столь отдаленных затяжные «каникулы». И было за что. По молодости драки, позже грабежи и разбои, даже убийство по пьяному делу из-за несправедливого дележа награбленного — немало статей уголовного кодекса прошлись по судьбе Вячеслава Анатольевича, бывшего студента-математика Киевского университета, изгнанного со студенческой скамьи за махинации в зачетке, черной полосой. Но с каждой отсидкой приходили к нему, как в любом деле, опыт и профессионализм. Человек привыкает ко всему. Эту житейскую аксиому он полностью апробировал на своей шкуре, привыкнув и к тюремному распорядку, и к тюремной баланде. Пришедшие с годами умудренность и покладистость помогли ему завоевать авторитет, друзей. За колючей проволокой он жил неплохо, получая с воли посылки и с общака поддержку.

Последним местом отсидки стала для него Табага, откуда он шагнул на волю и, имея в Якутске немало дружков по зоне, решил осесть в этом маленьком северном городе. Здесь, благодаря своим восстановленным на зоне математическим способностям, Зуб смог вникнуть в премудрости новых рыночных условий бытия. К нему стали обращаться за помощью вчерашние зеки, ставшие сегодня предпринимателями, — бизнес-планы, различные экономические обоснования их проектов он готовил быстро и толково.

Через определенное время не без помощи общака он завел свое дело, занявшись торговлей и приложив одновременно свою длань на сферы влияния в городе. Деньги посыпались в его карман золотым потоком. Фирма Вячеслава Анатольевича окрепла, расширилась до нескольких магазинов, не считая торговых мест на всех рынках города, шашлычных, обувных цехов. Свои сети Зуб запустил и в улусы республики, где торговал, не гнушаясь ничем, начиная от иголок и кончая неконвертируемой валютой — водкой. Определенную долю прибыли приносили два колбасных цеха. У него работало до двухсот человек, и он стал их хозяином. Наконец-то фортуна улыбнулась ему и теперь: проживая в своем коттедже, выстроенном в престижном месте под Якутском, с молодой женой и маленьким сынишкой, Зуб мог сказать, что прожил он и проживает славную жизнь.

Он — Вячеслав Анатольевич Кротов, неудачник-студент, бывший рецидивист и убийца; он, привыкший больше не к своему имени-отчеству, а к погонялу Зуб, приклеенному с незапамятных времен за то, что во рту у него вместо родных зубов, выбитых в драках, сплошняком желтели железные фиксы; он, для которого тюрьма, что дом родной, смог добиться того, что рядовому человеку и не снилось. Вот как получилось. Теперь к нему идут люди за советом, деньгами и спасением. Весь криминальный элемент кормится и пасется вокруг него. Он всем помогает, советует, спасает, и крепнет от этого его авторитет. Он — тот Зуб и не тот, другой, мощный, сильный и властный, с уже новыми фарфоровыми зубами, с другим обликом и совсем другими взглядами на жизнь.

Вячеслав Анатольевич поковырялся по привычке во рту и положил зубочистку на тарелку. Смазливая и стройненькая официантка-якуточка вежливо рассчиталась с постоянным клиентом, и он вышел из «Тыгын Дархана». Его машины еще нет. Чеснок задерживается. Наверно, опять что-то с дочкой или жену возит по рынкам. Зуб затянулся «Кэмелом». Он не был против того, что водитель раскатывает на его, кротовском джипе, как на своем. Чесноку Вячеслав Анатольевич доверял. Он сам сделал из вчерашнего зека-оборвыша человека. Вырос Чеснок, Володя Чесноков, где-то на ГРЭСе, одном из рабочих кварталов Якутска. Родители были, но пили. А это, считай, что они отсутствовали. Четверых детей вырастила улица.

Две сестренки Чеснока как-то смогли не выпасть