чувствовалось, что этот сильный и умный человек тяжело переносит случившееся, хотя внешне держался спокойно. Его сын Федор Гаврильевич Ларионов внешне похож на отца — высок, красив. Видно, что человек доволен жизнью, работой. По поводу пропажи сестры он уверен, что та гуляет, сказал, что видел ее из автобуса. Меня насторожило то, что в ходе беседы Ларионов-младший пытался говорить больше сам, как бы не давая возможности отцу, поэтому возникали неуловимая напряженность и недомолвки. Ларионов-старший ничего не пытался в этом изменить».

…Дети выросли, окончили школу. Анчик поступила в кооперативный техникум, по окончании ее хотели отправить в район товароведом, но я был против, Татыйас уже болела, мы собрали справки об ее состоянии, дочку удалось устроить в Якутске продавцом. Не хотелось, чтобы она уезжала из дома, жила где-то в отдалении одна, среди чужих людей, которые могут в любой момент обидеть мою радость, да и Татыйас была против этого.

Федя любил точные науки, стал физиком. Это у него получилось, и я в душе гордился своим умным сыном, был счастлив, что давным-давно переехали мы в город, дав детям возможность получить образование. И только младший, наш последыш, остановился в этом полете познания жизни. Историком, как он хотел, не стал, экзамены провалил, отслужил в армии, а потом женился. И это хорошо. У меня появился маленький внучек Ванюша, такой же беленький и похожий чертами лица на мою несравненную черноокую Татыйас.

К этому времени, когда Петя устроил свою жизнь и появился внук, Татыйас уже сильно сдала… Простуженные когда-то в сиротстве почки постепенно вытягивали из нее жизненные силы. Она похудела, сморщилась, врачи запрещали ей вдоволь пить любимый чай с молоком, а ела, что птичка.

Мне на работе выделили, наконец, благоустроенную квартиру. Радости не было конца. Теперь у каждого из нас появилась своя комната, которую он обставлял, как хотел, и где мог встречать своих гостей.

Особенно я старался более уютно обставить комнату Анчика. Ее окно украсила воздушная тюль с белыми цветами, стены — яркий ковер. Кровать мы ей купили новую, просторную, со светлыми деревянными спинками и в тон ей — светлый шифоньер с большим зеркалом. Она садилась за маленький туалетный столик, нагроможденный всяческими девичьими приспособлениями для красоты, и расчесывала свои длинные шелковистые волосы. Ее ноги бесшумно ступали по мягкому теплому ковру, чтобы, не дай бог, не простыть, а над кроватью висело хрустальное бра, чтобы доченька перед сном не утруждала себя лишний раз вставанием.

Мы давно стали горожанами. Дети отучились в русской школе и разговаривали между собой по-русски. Впрочем, не забывали они и родной язык, свободно на нем изъясняясь; несмотря на долгую жизнь в городе, мы с Татыйас оставались выходцами из деревни, простыми людьми.

Из материалов уголовного дела № 1468

«10 июня 1984 г. около 12 часов дня в лесном массиве на сороковом километре Вилюйского тракта отдыхающими горожанами Ждановым С.И., Сорокиной Н.В., Габышевым А.Г. и Кузьминой А.С. обнаружено кострище, в котором найдены обгоревшие кости, похожие на человеческие.

Выехавшая на место происшествия следственно-оперативная группа Ярославского РОВД г. Якутска, в составе которой были эксперты городской и республиканской прокуратур В.М. Григорьев и Н.П. Попов, выяснила следующее. При осмотре кострища обнаружены обгоревшие останки человеческого тела без головы. Более тщательный осмотр кострища позволил установить между останками тела и кострищем фрагменты платья и туфель, что позволяет предположить, что труп женского пола.

Труп, вероятно, облит горючей жидкостью, огонь был высокий, спалил верхние ветки деревьев, что дает возможность сделать предположение, что он был облит бензином.

По раскрытию данного преступления создана следственно-оперативная группа из лучших розыскных сил МВД, УВД, городской и республиканской прокуратур.

Кроме следственно-оперативной группы на обследование данной местности задействованы курсанты Учебного центра, которые прочесывают лесной массив горизонтально и вертикально в радиусе трех километров. Однако все эти мероприятия результатов не принесли. Вещдоков не найдено».

Мое сердце долго обливалось слезами, когда не стало моей Татыйас, солнечного моего жаворонка. Жизнь, казалось, потеряла всякий смысл. Долгими зимними ночами я ворочался в постели, воскрешая в памяти всю нашу жизнь, вызывая ее оттуда, и окунался в легкий сон, где видел, любил ее, был с ней, моей единственной и ненаглядной. Разумом я понимал, что таков всегда конец жизни человеческой. Однако сердце, оглохшее и бестрепетное, не хотело с этим мириться, плакало и скорбело. Чтобы как-то заполнить пустоту, я устроился на работу ночным вахтером в архиве. Меня, еще крепкого, непьющего, взяли с удовольствием, и это помогло немного отойти от мыслей о моей бедной Татыйас.

Слушайте, люди! Слушайте верхние божества, призвавшие мою Татыйас!

Слушай, моя незабвенная Татыйас, слушай и не укоряй меня! Я знаю, что скоро встречусь и буду с тобой навеки, но я еще жив, силен и жаден до солнечных лучей, дарующих всем двуногим это неистребимое желание быть. Слушайте все! Слушайте, что со мной случилось спустя полгода после смерти моей Татыйас! Я, шестидесятидвухлетний старик, старик с кровоточащим от потери любимой сердцем; старик, у которого, казалось бы, все позади, влюбился! Я, седой пень, из которого вот-вот обсыплется труха и который скоро превратится в ничто, полюбил как легконогий мальчишка, и жизнь опять засияла передо мной всеми цветами радуги. Я стал беспечен и весел. В меня вселился дьявол молодости и любви. Я вновь стал мужчиной и снова стал любимым.

Не буду рассказывать, как произошла наша встреча. Она была необыкновенной, и моя любимая, как две капли воды, похожа на тебя, Татыйас, на тебя в молодости. Она также стройна, как ты когда-то, также бела и черноглаза и также морщит свой крутой лобик, когда ей что-то не по нраву. Каждую ночь, если я не на работе, я с замиранием сердца жду ее. Она приходит тогда, когда все спят, тихо проходит в мою комнату, и лавина страсти уносит меня в другой, яркий мир. Я целую ее натянутое тело с головы до ног, я схожу с ума от ее пышных шелковых волос и трепетных горячих губ, от ее сладострастного стона, который, я уверен, вырывается от наслаждения, доставляемого только мной. Мне хочется кричать от счастья на весь бескрайний ночной мир, мне хочется одновременно плакать, ибо то, что дарит она мне в моей постели, сказочно и нереально. Неужели это я? Я, задавленный горем и одиночеством старик, способен воззвать к любви и неге это молодое тело с нежными лепестками рук, которые обнимают и ласкают в эту ночь только меня? Эти руки гладят мое, еще сильное тело, вливая в него невидимыми нитями свою энергию, и чтобы впитаться ею до