Она медленно приблизилась к угольно-черным скалам, походившим на выпущенные когти какой-то неведомой твари. Глаза химеры с жадным нетерпением оглядывали грубые выступы и глубокие трещины, словно искали в них что-то.

– Именно сюда много веков назад пастыри изгнали тех, чье имя тоже миновало всемирные хроники, – неторопливо продолжила она. – Чаще всего их звали просто нежитью, ибо они не были живы, но при этом не были и мертвы. Пастыри же нарекли их шеррах, что означает «моровое поветрие», поскольку, где бы они ни появлялись, все живое там неизбежно гибло. Поветрия стали самым ужасным порождением Кровавой войны. – Она хищно улыбнулась. – И, без сомнения, самым великим.

Лодочник, хотя и обеспокоился немного, был все же, видимо, не робкого десятка, да к тому же не особо верил в истории про неведомое древнее зло. Он пристально огляделся и недоверчиво хмыкнул:

– И где же эти ужасные поветрия? Чего не показываются?

Губы химеры вновь тронула змеиная улыбка.

– Мы не можем их видеть. Пока. Пастыри постарались. Изгнали их и лишили силы. Но они здесь. Я чувствую это. Спят в скалах и камнях. Дремлют в холодном песке. Ждут своего часа. – Она порывисто прошлась пальцами по шероховатой поверхности скалы. – Это ведь поветрия превратили остров в черную пустыню. Иссушили, выпили, отравили. Словно жизни здесь и не было никогда. – В глазах Мерек засверкали безумные огоньки. – Только представьте, что они смогут сделать с миром, оказавшись на свободе? Скольких неугодных покарать? Ведь им под силу не только отнимать жизни, но обращать в прах деревни, города… Да что там! Целые земли! О, мрак небесный! О таких приспешниках можно было только мечтать!

Внимательно выслушав ее, лодочник произнес, пряча насмешку в глазах:

– Пробудить их хотите, значит. И как?

Мерек ухмыльнулась уголком рта.

– Раз уж ты спросил, позволь удовлетворить твое любопытство.

Обернувшись к Рукс, она многозначительно кивнула в сторону лодочника. Та послушно, но без особого рвения, направилась к человеку, молча ухватила за руку и, невзирая на попытки протеста, потащила его к химере. Поставила перед ней, отошла в сторону и, скрестив на груди руки, принялась ждать.

Сбитый с толку лодочник, впервые оказавшись лицом к лицу с химерой, тут же замер. Из-за капюшона он не мог видеть ее лица, но вдруг остро осознал, что капюшон был велик. Слишком велик. Люди таких не носили. Сердце лодочника пронзил леденящий холод.

Он повернул голову и беспомощно поглядел на Рукс. Та сжала губы и потупилась. Лодочник судорожно сглотнул, но совладал с собой и остался на месте, устремив на химеру настороженный, немигающий взор.

Мерек вскинула руки, когтистые, чересчур длинные, чешуйчатые, и резко опустила капюшон. Лодочник побелел как полотно. У существа, стоявшего перед ним, были горящие змеиные глаза, а голову венчали два тяжелых, изогнутых рога.

– Что… что ты такое? – выдохнул он.

– Я – химера! – бросила она и смерила его презрительным взглядом. – А вообще, не твоего ума дело. Как это типично для вашего вида- задавать много вопросов, но при этом не замечать, что творится у них под носом.

Склонившись над лодочником, она ядовито прошипела:

– Чтобы пробудить поветрий, мне нужен ты.

Глаза несчастного расширились от ужаса. Судорожно сжав пересохшие губы, он хрипло прошептал:

– Ты убьешь меня…

Химера зловеще расхохоталась.

– Нет, что ты! Я думаю предложить тебе сделку. Видишь ту скалу? – Она указала когтистым пальцем на самую высокую из всех. – Доберешься до нее первым, сможешь спокойно уйти. Но если проиграешь… Вот тогда я убью тебя!

Собравшись с духом, лодочник вдруг твердо изрек:

– Я не побегу. Мне ни за что тебя не перегнать. А подыгрывать тебе я не намерен.

Неожиданно химера ухватила его за волосы. Янтарные глаза впились в расширенные зрачки человека, словно шипы. Приблизив рот к его уху, тварь прошептала:

– Побежишь, человечек. Еще как побежишь. А иначе на обратном пути я загляну к тебе домой. Навещу белокурую дочурку, а потом и сынка. Сперва я разобью им лица в кровь, переломаю кости. Потом заживо сдеру кожу, чтобы помучились хорошенько. И уж тогда, если они прежде не подохнут, вспорю животы и выпотрошу, как свиней.

Рукс невольно нахмурилась. На лодочника стало больно смотреть. Тряхнув головой, словно отгоняя назойливую мысль, лиса поджала губы и отвернулась. А химера тем временем продолжала:

– После я займусь твоей женушкой. Ох, как она будет кричать! Я так люблю, когда они кричат. Их вопли подобны музыке. – Мерек смежила веки. – Я могла бы слушать ее вечно!

Толкнув лодочника так, что тот едва удержался на ногах, она свирепо прокричала:

– Пошел! Беги, мерзкое человеческое отродье. Беги что есть мочи! Посмотрим, кто кого!

И он побежал.

Мир замелькал перед его глазами. Лодочника била частая дрожь. Черные камни гремели под сапогами, словно выводили погребальную песнь. Он оглянулся раз или два. Химера стояла на том же самом месте, а потом ее темную фигуру скрыл из виду туман. Он стер и скалы впереди, окружив лодочника, как разлитое молоко жалкую мошку.

В тумане крылось что-то еще. Незримое, неуловимое, ненасытное. Оно почуяло лодочника и впилось в него цепким взглядом, что холодил шею так, словно к ней приставили меч. Ноги лодочника сковал ужас.

Он закрутился на месте. Сердце его колотилось как бешеное. Тело прошиб пот. Человек хотел закричать, но не смог выдавить ни звука: горло словно стиснули неведомой рукой. Неимоверным усилием совладав с собой, он вновь побежал.

Лодочник уже не понимал, в верном ли направлении бежит, и потому попросту несся вперед что есть духу. Ударился о каменистый выступ, разбил колено в кровь, но даже не почувствовал боли и не сбавил скорости.

Надежды не было. Ее быть не могло. И все же какой-то жалкий огонек ее все еще дотлевал, притаившись где-то в недрах его существа. Внезапно из тумана вырвалась скала. Та самая. Слепая, черная, мощная. Последний рывок. Скала так близко. Еще чуть-чуть – и пальцы коснутся холодного камня.

Он моргнул и едва не закричал. Той доли секунды, когда беглец прикрыл глаза, хватило, чтобы химера выросла перед ним. На губах ее играла все та же ледяная, беспощадная усмешка.

– Ты был прав, – бросила Мерек. – У тебя не было шансов.

Она выпустила когти. Ударила наотмашь. Левая щека несчастного лодочника превратилась в кровавое месиво. Второй удар разорвал горло. Кровь хлынула, заливая холщовую рубаху. Последний удар распорол живот, так что стало видно внутренности. Лодочник рухнул замертво.

Раздвоенный язык химеры жадно облизал окровавленные пальцы. Презрительно поглядев на растерзанного лодочника, она бросила:

– Вот кто вы.