Шрифт:
Закладка:
На основании Писания он отвергает ортодоксальный тринитаризм и отдает предпочтение арианской ереси: Христос был буквально Сыном Божьим, но Он был рожден Отцом во времени; поэтому Он не был со-вечен Отцу и никогда не был равен Ему. Христос — это агент, созданный Богом как Логос, через который должно было быть создано все остальное. Мильтон не признает творения ex nihilo, из ничего; мир материи, как и мир духа, — это вневременная эманация из божественной субстанции. Даже дух — это тонкая, бесплотная материя, и его не следует слишком резко отличать от материи; в конечном счете материя и дух, а в человеке тело и душа, едины. 125 Эти взгляды имеют значительное сходство со взглядами Гоббса (1588–1679) и Спинозы (1632–77), которые умерли в одно десятилетие с Мильтоном (1608–74). Вероятно, Мильтон был знаком с работами Гоббса, которые наделали много шума при дворе Карла II.
Личная религия Мильтона оставалась странной смесью теизма и материализма, арминианской свободы воли и кальвинистского предопределения. В своих произведениях он представляется глубоко религиозным человеком; однако он не посещал церковь, даже до своей слепоты, и не совершал никаких религиозных обрядов у себя дома. 126 «В распределении его часов, — писал д-р Джонсон, — не было ни одного часа молитвы, ни в одиночестве, ни с домочадцами; опуская публичные молитвы, он опускал все». 127 Он презирал духовенство и сетовал на то, что Кромвель сохранил оплачиваемое государством духовенство как форму «блуда», вредную как для церкви, так и для государства. 128 В одном из своих последних выступлений («Трактат об истинной религии, ереси, расколе, веротерпимости и наилучших средствах предотвращения роста папства», 1673) он прямо противоречит второй Декларации о снисхождении Карла II (1672), предупреждая Англию не терпеть католиков, атеистов или любую секту, которая не признает Библию единственной основой своего вероучения.
Именно этот человек, погрязший в ереси, антиклерикализме и нонконформизме, дал христианскому вероучению самое благородное современное изложение.
VIII. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ: 1667–74
На седьмом десятке жизни Мильтон сохранил, за исключением слепоты, физическое здоровье и гордость, которые поддерживали его на протяжении многих религиозных и политических конфликтов. Обри описывает его как «стройного человека… среднего роста…. красивого и хорошо пропорционального тела……цвет лица очень светлый;… здоровый и свободный от всех болезней; редко принимал какие-либо лекарства; только к концу жизни его посетила подагра». 129 Его волосы, разделенные посередине, спадали локонами до плеч; глаза не подавали признаков слепоты; походка была по-прежнему прямой и твердой. Когда он выходил на улицу, то одевался с особой тщательностью и носил меч, ибо гордился своим мастерством фехтования. 130 Человек, ставший серьезным и невеселым от излишней уверенности, но достаточно приятный в общении, если не перечить. Он не был совсем пуританином: у него было пуританское сознание греха, ада, избрания и непогрешимого Писания, но он ценил красоту, наслаждался музыкой, писал пьесы и хотел иметь много жен; среди его лишенной юмора торжественности сохранился отголосок елизаветинской элегантности. Он был эгоистом или проявлял свой природный эгоизм в необычной крайности; он «не был невеждой в своих собственных частях», как выразился Энтони Вуд; 131 и, по словам Джонсона, «едва ли какой-нибудь человек когда-либо писал так много и хвалил так мало». 132 Вероятно, гений должен быть эгоцентричен, подкреплен внутренней гордостью, чтобы уверенно противостоять толпе. Что труднее всего принять в Мильтоне, так это его способность к ненависти и несдержанность по отношению к тем, кто отличался от него. Он считал, что мы должны молиться за своих врагов, но при этом «публично призывать проклятия на врагов Бога и Церкви, а также на лжебратьев и на тех, кто виновен в каких-либо тяжких преступлениях против Бога или даже против самих себя». 133 Другой стороной этого накала страстей была смелость пророка, обличающего свое время. Вместо того чтобы умолкнуть во время бунта Реставрации, он осмелился обрушиться на «придворные похождения» при Карле II, на «похоть и насилие» во дворцах, на «купленные улыбки блудниц», на «развратные маскарады или полуночные балы». 134
Словно бросая последний вызов мрачному времени, он в один день (20 сентября 1670 года) опубликовал два неослабевающих мильтоновских произведения: Paradise Regained и Samson Agonistes. В 1665 году Томас Эллвуд, прочитав предыдущую эпопею, бросил Мильтону вызов: «Ты много сказал здесь о потерянном рае, но что ты можешь сказать о найденном рае?» 135 Мильтон остро чувствовал это, но не понимал, как он может показать, что Рай вновь обретен в любой момент истории; даже смерть Христа не очистила человека от преступлений, похоти и войны. Но он считал, что в сопротивлении Христа искушениям Сатаны он видит обещание, что Бог в человеке когда-нибудь победит Дьявола в нем и сделает человека пригодным для жизни под властью Христа и справедливости на земле.
Поэтому в четырех «книгах» Paradise Regained Мильтон сосредоточил жизнь Христа не на распятии, а на искушении в пустыне. Сатана предлагает Христу «юношей-страстотерпцев… светлее Ганимеда», затем «нимф… и наяд… и дам Гесперид». 136 затем богатство — все безрезультатно. Сатана показывает ему императорский Рим под властью Тиберия, измученного, бездетного и непопулярного; разве Христос не хотел бы с помощью Сатаны возглавить революцию и стать императором мира? Поскольку это не привлекает Иисуса, Сатана показывает ему Афины Сократа и Платона; не хочет ли он присоединиться к ним и стать философом? Затем Сатана и Христос вступают в странный спор о сравнительных достоинствах греческой и древнееврейской литературы. Христос утверждает, что еврейские пророки и поэты намного превосходят греков:
Греция от нас получила эти искусства, III подражание… 137После двух «книг» споров Сатана признает себя побежденным и взлетает на крылья, а хор ангелов собирается вокруг торжествующего Христа и поет: