Шрифт:
Закладка:
Ворота омывает свет луны, и в этом серебряном сиянии девушка вдруг вспоминает свои визиты в этот ее любимый музей, они встают перед ней так же явственно, как сейчас стоят его окна и стены. Беа смотрит на луну, затем открывает ворота и из Южного Кенсингтона попадает в Навечье.
Лиана
Лиану будят звуки музыки – кто-то играет на гитаре. Она морщит нос, трет глаза и оглядывает темную комнату. Досадуя, что проснулась в такое время (телефонные часы подсказали ей, что уже почти три часа ночи), она опять закрывает глаза и накрывает голову подушкой. Но звуки гитары не исчезают, как бы крепко подушка ни закрывала ухо.
– Какого черта? – Лиана отбрасывает пуховое одеяло и встает с кровати. Пройдя по ковру к окну, рывком раздвигает шторы, отпирает запор и высовывается из окна. Морщась от холодного воздуха, девушка смотрит вниз, на улицу. В желтом свете фонаря там стоит мужчина с гитарой в руках, Лиана щурится.
– Мазмо?
– Привет, Ана! – Он с воодушевлением машет рукой, как будто его появление под ее окном посреди ночи вполне естественно и ожидаемо. – С днем рождения!
– Что ты тут делаешь, черт возьми? – шипит Лиана. – Ты что, пьян?
Мазмо смеется.
– Я просто веду себя как романтик! И исполняю для тебя серенаду, как Сирано де Бержерак или Ромео.
– Это не романтика. – Ана поднимает бровь. – Это неуместно, ведь я определенно не Роксана или Джульетта.
– О, я бы не сказал, что ты так уж не похожа на этих двух самых красивых женщин всех времен.
– Мазмо, я же тебе говорила, что мы не…
– Знаю, знаю, но разве нельзя дать мне возможность сделать вид, что это не так? – Мазмо ставит свою гитару на землю. – Ведь это так прикольно.
Лиана зевает.
– Это было бы куда прикольнее в какой-нибудь пристойный час. До полуночи.
Он ухмыляется.
– Да брось ты. – Парень манит ее рукой. – Иди сюда, у меня для тебя есть сюрприз.
– А это не может подождать до утра? Тут такая холодина.
– Ну, так надень тапочки и халат. Обещаю тебе, ты не пожалеешь, даже если отморозишь пальцы ног.
Лиана закатывает глаза. Мазмо Овету Музенда-Кастени один из самых настырных воздыхателей, которых она когда-либо встречала, но он вполне безобиден, и теперь, немного проснувшись, ее начинает разбирать любопытство.
– Дай мне пять минут, – говорит Ана и закрывает окно.
Скарлет
Скарлет запирает дверь кафе на замок, когда сквозь стекло видит какую-то женщину. Сегодня она не открывала кафе и вообще после возвращения из морга почти не вставала с кровати, если не считать неожиданного и короткого визита Уолта. Скарлет, щурясь, смотрит на фигуру, стоящую в тени, которую с противоположной стороны улицы отбрасывает Королевский колледж. Женщина держит во рту сигарету и выдыхает табачный дым, затем бросает окурок, выходит из тени, переходит дорогу, и в свете уличного фонаря Скарлет, наконец, видит ее. Хотя она перекрасила свои рыжие волосы в черный цвет и сделала короткую стрижку, ее карие глаза нисколько не изменились и походка тоже – она по-прежнему вышагивает с таким видом, будто готова снести любого, кто посмеет преградить ей путь.
Девушка узнает ее сразу, но как такое может быть? Как эта женщина, которая когда-то была ее матерью, может идти сейчас по улице? Ведь ее мать умерла.
Скарлет не знает, как Руби Торн входит в кафе, ведь она не помнит, как открывала входную дверь (после такого шока, скорее всего, просто сделала это машинально). Сейчас ясно одно – ее воскресшая мать стоит перед нею так близко, что девушка могла бы с легкостью к ней прикоснуться, хотя Руби и ныне остается все такой же недосягаемой, такой же недоступной.
– Ты… жива, – произносит, наконец Скарлет, поняв, что женщина, которая когда-то подарившая ей жизнь, не станет говорить первой. – Но ты же…
Мать кивает.
– Мне жаль.
– Но этого не может… Я не понимаю. Как ты попала сюда? Я же не, я не…
– Я не стану оправдываться, – говорит Руби. – Знаю, тому, что я сделала, нет оправданий. Я…
– Ты. Умерла, – с расстановкой говорит ей девушка. – Погибла в пожаре, который сжег наш дом, в пожаре, который возник по моей…
– Наверное, тебе стоило бы сесть. – Она кивком показывает на стулья, окружающие ближайший стол.
Но Скарлет не садится.
– Каким образом… Что?..
Женщина делает глубокий вздох.
– Мне нужно закурить. Ты не возражаешь?
Скарлет смотрит на нее, не мигая.
– Это противозаконно.
– Ах да. – Руби вздыхает. – Меня тут так давно не было, что я постоянно забываю. Но вряд ли кто-нибудь это заметит, ты не находишь? Ведь сейчас ночь.
Младшая Торн щурит глаза, постепенно оправляясь от потрясения.
– Скажи мне, почему ты здесь? Почему ты не умерла?
Ее мать достает из кармана пачку сигарет и начинает возиться с пластиковой оберткой.
– Мы… Твоя бабушка решила, что тебе лучше не знать. Она считала, что для тебя это будет менее болезненно, что моя смерть лучше, чем бегство.
– Что? – Скарлет спотыкается о стул и садится. – Но… Нет, это не…
Руби Торн кивает.
– Бабушка знала. – С кончиков пальцев ее дочери сыплются искры. – Нет. Ты лжешь. Она бы не стала, она…
И тут девушка вспоминает сон своей бабушки. Эсме знала.
– Она считала, что будет лучше…
– Ты все время говоришь, что считала она, – резко бросает Скарлет. – Ее я могу простить. Но зачем такая жестокость – почему тебе надо было сказать мне об этом именно теперь?
– Потому что мне надо…
– Почему ты просто не осталась мертвой? – Скарлет чувствует, как горят ее руки. – Прошло уже столько времени, так что это было бы куда лучше.
Руби молчит.
– Почему именно сейчас? Думаю, ты знаешь, что бабушка умерла – так зачем тебе было пятнать ее память? Ты что, действительно такая бесчувственная?
Женщина вздыхает.
– Мне жаль, что так вышло, правда, жаль, но я не могла явиться раньше и не могла больше ждать…
– Почему? – перебивает ее Скарлет. – Зачем ты пришла? Затем, чтобы сказать, что все это время ты наблюдала за нами и решила не появляться на прощании с бабушкой, поскольку считала, что это было бы бестактно?
– Послушай, я понимаю, что ты в ярости, и у тебя есть для этого все основания. Можешь кричать на меня, сколько хочешь, это твое право. Но мне нужно, чтобы ты выслушала меня.
– И на том спасибо. Но ты мне не нужна. Я…
– Твой отец, – прерывает ее Руби. – Ты должна знать… Он как-то пытался убить меня, но я смогла спастись. – Она смотрит в глаза своей дочери. – Тогда я не понимала, что тебе грозит еще большая опасность, чем мне.