Губы Эсме шевелятся, но с них не слетает ни один звук. Однако это неважно. В этом пространстве между жизнью и смертью мать и дочь соединяются опять. Здесь, в незнании, все известно. Все понято. Все прощено.

6.29 пополуночи – Скарлет

– Скарлет! Скарлет!

Она просыпается и вскакивает с кровати еще до того, как открывает глаза. Эсме зовет ее. Скарлет спешит к бабушке, но уже на полпути, в коридоре, понимает, что это кричит не Эсме, а она сама. Она выкрикивает свое собственное имя.

Девушка замолкает, остановившись перед дверью. Ей не хочется входить в спальню бабушки, только не сейчас. Ей хочется спать и видеть сон, в котором будут деревья, ручьи, луна и нескончаемый листопад.

Но что-то изменилось.

Неподвижность стала еще неподвижнее, тишина – еще тише. И в воздухе витает чувство утраты.

Скарлет не нужно входить в спальню бабушки, чтобы понять, что Эсме там больше нет, не надо приближаться к ее кровати, чтобы увидеть, что женщина уже не дышит, не надо прикасаться к ее щеке, чтобы знать, что та окажется холодной.

Однако она все равно медленно входит, ступая по ковру так беззвучно, как будто Эсме может слышать каждый ее шаг. Она стоит у кровати своей бабушки, смотрит на ее неподвижную грудь, проводит пальцем по ее щеке. Затем целует бабушку в губы, садится и сидит, держа Эсме за руку, погружаясь в воспоминания о танце на кухне, о сгоревших тостах. Что же ей делать теперь?

Врачи наверняка считают, что нельзя умереть от разбитого сердца, но, когда Скарлет выдадут официальное заключение о смерти бабушки, она будет отлично знать, что это не так. Эсме итак довольно давно стояла на краю того света, но в бездну ее столкнули потрясение и горе. Теперь девушке придется жить, зная, что она убила обеих женщин, которые воспитали ее, любили и берегли.

Она смотрит в окно на светлеющее небо. Восход похож на угасающий огонь, а оставшиеся звезды мерцают, как тускнеющие угли.

11.15 пополуночи – Голди и Лиана

– Как ты? – спрашиваю я.

– Все хорошо, – отвечает Лиана.

Я жду, потому что знаю, что это не так – чувствую, как от нее исходят волны ее тоски.

– Просто… Кумико все еще не до конца простила меня, у моей тети нервный срыв, нас вышвырнули из нашего дома…

– Черт. – Я жду и, когда она ничего не говорит, не задаю еще вопросов. Я уже слишком хорошо знаю мою сестру, чтобы давить на нее. Интересно, что она сказала бы, если бы я рассказала ей о Лео.

Лиана идет вместе со мной по Трампингтон-стрит к Кингс-Пэрейд. Проходя мимо увитой красным плющом стены Колледжа Святой Екатерины, я ускоряю шаг, и сестра тоже спешит, чтобы не отстать.

– Мы уже почти пришли.

Лиана улыбается мне.

– Я все никак не могу поверить, что ты остригла волосы из-за моего рассказа.

– Заткнись, – говорю я, гладя свою шею.

Увидев вывеску «Кафе № 33», замедляю шаг и вдруг начинаю сомневаться. Что я скажу той рыжеволосой девушке? Что я видела ее во сне и думаю, что она моя сестра? Когда мне это сказала Ана, я едва не пригрозила ей ножом. Эта же девушка работает в кафе, значит, в ее распоряжении есть множество острых предметов.

– Сюда. – Я останавливаюсь.

Мы обе смотрим на кафе и видим на двери табличку «Закрыто».

– Ага, – говорю я, не желая признаваться, что испытываю облегчение. – Очень жаль, но мы могли бы…

– Не будь такой капитулянткой, – говорит Лиана.

– Ну, знаешь, это ведь не тебе…

– Смотри! – Лиана наклоняется, подбирает что-то с тротуара и распрямляется, держа в руке черное перо. Она улыбается. – Это знак.

Я в недоумении смотрю на нее.

– Это перо?

– Это… неважно. – Ана роняет перо, и оно слетает обратно на тротуар. – Давай постучим. Что она может сказать?

– Многое, – отвечаю я. – Давай вернемся сюда в какой-то другой день, когда кафе будет открыто.

– Я не могу. У меня не будет выходных еще две недели. – Сестра заглядывает в кафе через стеклянную дверь. – Вон она.

Наша рыжеволосая сестра сидит за столом с каким-то мужчиной. Он не красавец, и если его не знать, то его можно и не заметить. Он держит ее руку с такой нежностью, словно пытается утешить ее, а она выглядит так, будто некий огонь выжег в ней все чувства, оставив только скорбь.

– О-о! – говорит Лиана, не замечая ее горя – возможно, я вижу его только потому, что оно переполняет и меня. – Я уже видела ее.

– В самом деле? Где? Во сне или наяву?

– Точно не знаю. – Лиана прикусывает губу. – Мне не снятся сны вроде твоих. То есть, мне кажется… по-моему, я просто вспоминаю…

Мы смотрим, как наша сестра опускает голову и мужчина касается ладонью ее щеки. Этот жест нерешителен и нежен, и я чувствую, как мои глаза наполняются слезами.

– Пойдем, – говорю я. – Давай вернемся сюда в какой-нибудь другой день.

Лиана обвивает рукой мою талию и на секунду крепко сжимает ее. Мы поворачиваемся и идем прочь.