– Не понимаю.

– Наш свет начинает тускнеть, – объясняет он. – И мы можем остановить это, только погасив другую душу – чем она сильнее, тем ярче становится наш свет. Я потребляю пищу и воду, но этого недостаточно, чтобы я продолжал жить.

К падающим с неба листьям присоединяется дождь.

– Погоди, – говорю я. – Ты собирался… погасить меня? Значит ли это, что, если ты этого не сделаешь, ты умрешь?

Лео пожимает плечами, опять запускает руку в мокрые волосы, и я вспоминаю, как увидела его впервые – тогда он выглядел так, словно его вырвали с корнем и перенесли в отель из какого-то другого места. Теперь я знаю, где оно. В Кембридже он всегда выглядел чем-то чужеродным, и теперь мне понятно – его настоящее место здесь, но он собирается уйти.

– Но, но… – Мое сердце бьется слишком быстро, и я не могу перевести дыхание. – Через два дня я не…

– Не беспокойся, – говорит Лео. – Все нормально. Это случится быстро, и я почти не буду страдать. Куда меньше, чем я заслуж…

– Ничего это не нормально, – резко бросаю я. – Не говори глупостей. Это не…

Я не вижу, как он приблизился, но парень снова оказался рядом и робко касается моего лица.

– Не плачь, не плачь. – Он вытирает слезы с моих щек. – Я этого не стою. Я варвар, садист, ты должна меня ненавидеть, ты должна…

– Так оно и есть, – говорю я, одновременно желая и приникнуть к нему, и отшатнуться. – Я ненавижу тебя. – Я сглатываю. – Ненавижу тебя за то, что ты сделал, и более всего мне ненавистна моя любовь к тебе.

– Прости, – шепчет он. – Прости, прости, про…

Он повторяет это опять и опять.

3.33 пополуночи – Беа

Беа возвращается в Навечье во сне, но, очутившись там, просыпается, как делала это в детстве. Как только она открывает глаза, все фрагменты пазла – воспоминания, образы, звуки – внезапно складываются воедино.

Вот и всё – теперь у нее есть однозначные и неопровержимые доказательства, теперь она точно знает, кем она была и кто есть. Она одновременно и потрясена, и не удивлена, ведь все шло к этому уже несколько дней, несколько недель. А может быть, даже годы, если верить ее мама. Вэли был прав, веря в судьбу. Беа принадлежит тьме, и выбора у нее нет. Это судьба, это рок, и сама она ничего не может решить.

Если бы это было не так, девушка могла бы сделать иной выбор.

9.17 пополуночи – Скарлет

– Вставай, бабушка. Сегодня прекрасный день. Давай погуляем.

Эсме садится на кровати и подтягивает одеяло к подбородку.

– На улице солнечно, – настаивает Скарлет. – Пойдем, нельзя же терять возможность погулять на солнце. Бабушка?

Но пожилая женщина лишь машет головой и не смотрит своей внучке в глаза.

Скарлет не хочется признавать, что бабушке становится все хуже. Она говорит себе, что это просто небольшое временное ухудшение, после которого Эсме еще сможет восстановиться. Разумеется, ей известно, что болезнь Альцгеймера не допускает таких вещей. Она видит, что бабушка все больше и больше уходит в себя, как будто уже наполовину преодолела путь туда, на тот свет. Иногда Скарлет кажется, что старушка уже движется в его направлении и, похоже, не собирается поворачивать назад. Иногда, когда девушка входит в комнату, у Эсме делается такой вид, словно она не хочет, чтобы ее внучка подошла ближе, и предпочитает вообще ее не видеть, чтобы не надо было возвращаться на Землю.

– Хорошо, бабушка, я пойду одна. – Скарлет старается говорить беззаботно и бодро. – Я зайду на рынок и куплю желтых тюльпанов, чтобы поднять тебе настроение.

Она наклоняется, чтобы поцеловать бабулю в щеку, но Эсме отворачивается.

Дойдя до двери, Скарлет останавливается. Она трусиха. Она поклялась себе, что сегодня скажет бабушке ужасную новость. Так что же ей делать? Ждать, когда приедет фургон для перевозки мебели? Скарлет поворачивается и медленно идет к кровати Эсме, как будто приближается к виселице.

– Мне… мне надо тебе кое-что сказать, бабушка. – Она садится на корточки у кровати. – Я… мы…

Время тянется, тянется, пока девушка не начинает чувствовать себя, как натянутая струна, готовая вот-вот лопнуть.

– Мне очень жаль, бабушка, но мы больше не можем жить здесь, нам надо переехать. Мы не можем сохранить и наше кафе… Я пыталась его сохранить, но не смогла.

Скарлет говорит все это на одном дыхании.

Она делает вдох и видит, что ее бабушка смотрит на нее так, будто видит не ее, а что-то совсем иное. Скарлет ждет, чтобы Эсме закричала, ударила ее по лицу, зарыдала, и, когда ничего не происходит, начинает гадать, не придется ли ей повторять одно и то же до тех пор, пока она не убедится, что женщина услышала ее слова. Вдруг в уголке бабушкиного глаза появляется одинокая слеза и скатывается вниз по щеке. Скарлет мометально начинает чувствовать себя так, словно кто-то режет на куски ее сердце.

Она будет проигрывать этот момент в памяти снова и снова. Когда закроется их кафе. Когда она начнет паковать вещи. Когда они переедут на новое, чужое место. Девушка будет переживать свою вину опять и опять, пока ее бабушка, наконец, не забудет вообще все.

10.52. пополудни – Лиана

Лиана делает глубокий вдох, медленно погружается под воду и открывает глаза. Это ее первая ночь в новой квартире – в Хэкни, на Клэптон-Уэй, – и она впервые лежит в этой тесной гадкой пластиковой ванне. В ней она может полностью погрузиться под воду, только приняв позу эмбриона.

Ее смена начинается через час, с полуночи до десяти. Как же это мерзко – провести в «Теско» еще одну ночь, – но она это сделает. Лиана представляет себе свою тетю, лежащую на диване и игнорирующую коробки, которые надо распаковать. Ньяша смотрит по телевизору повторение сериала EastEnders. С тех пор, как они переехали, тетя Нья не сдвинулась с места. Только и делала, что поедала крекеры с сыром, которые судебные исполнители не унесли с собой, и накачивалась дешевым шардоне. Она словно отгородилась стеклом отрицания действительности, слишком толстым, чтобы Лиана могла до нее докричаться, как бы громко она это ни делала.

Ана выныривает на поверхность. Вода стекает по ее телу и волосам, не желая отпускать пленницу. Дерьмовая тесная ванна. Дерьмовый «Теско». Дерьмовая жизнь! Сквозь хлипкие стены доносятся мерзкие вопли Тиффани Бучер. Лиана чувствует, как в ней волной поднимается ярость. Если бы тетя Нья не была такой безответственной эгоисткой, Ана сейчас не сидела бы в этом дерьме. Она бы сидела в ванне, где достаточно места, чтобы расслабить мышцы, по-прежнему жила бы в своем доме и изучала бы изобразительное искусство в «Слейде». И по-прежнему спала бы с Кумико, которая все еще не до конца простила подругу.

Лиана представляет себе, как вырывает у Ньяши бокал и разбивает его об пол. Волна бьет ее в колени, и девушка видит, как бьет свою тетю по щеке с такой силой, что та кричит и, наконец, выходит из своего ступора. Волны уже перехлестывают через края ванны, когда Лиана представляет себе, как хватает Ньяшу за афрокосички, тащит по коридору в ванную и погружает ее лицо в воду. Женщина бьется, пытаясь вырваться, но Лиана держит ее крепко, пока она не перестает сопротивляться и не обмякает.