Шрифт:
Закладка:
– Дар, который я изгнала, и возможно навсегда, переборщив с настойкой. Парализованная бременем надежды, возложенным на мои плечи, я искала успокоение.
Зашари пожал мою руку, удерживая меня от дальнейших откровений. Новобранец Фронды, он боялся, что я выдам себя, а заодно и общее дело.
– Оставь, Зашари, – успокоила я его. – Эта дама из одного с нами лагеря. Сопротивления Тьме. Все, что она рассказала, свидетельствует об этом. Но возникает вопрос: почему?
Я уставилась на лицо, закрытое вуалью.
– Мадам, настал мой черед задать ваш вопрос вам: кто вы?
– Я тебе повторю: я – буква, – уклончиво ответила вампирша.
– Мне нужно больше. М. – первая буква, за ней должны стоять другие.
– Имя, стоящее за начальной буквой, принадлежит к давно минувшим дням. У него больше нет значения, ибо я покинула людской мир.
– Тем не менее вы оставили там свой след, другое имя, которое начинается с буквы Ф… Фебюс.
Облако черных одежд предо мной вздрогнуло. На мгновение показалось, что длинная тога черных кружев укрывала пустоту и что сейчас покров спадет. Но мадам М. держалась стойко.
– От… откуда ты знаешь Фебюса? – тихо прошептала она.
– Я встретила его.
– Это невозможно! Он умер девятнадцать лет назад!
– Он очень даже жив, уверяю вас. Только, выражаясь вашими же словами, разрывается между двух миров. Его многострадальная ледяная аура способна поднимать бури, невзирая на время года, наподобие той, что пронеслась над Клыком Смерти в прошлом месяце.
Мадам М. вцепилась в ближайший столик, удерживая равновесие. Стоящая на нем пробирка покачнулась и упала на пол, разбившись вдребезги. Ранее дама призналась в том, что тоже почувствовала ту майскую бурю. Но в затворническую жизнь вампирши не доходили слухи о капитане пиратов, годами терроризирующем побережье Атлантики.
– Значит, он выжил… – прошептала она, обращаясь к самой себе, будто забыв про нас. – Я была убеждена, что он умер, как и другие. Стервятник выкрал его из-под носа моих бдительных стражей.
– Стервятник выбросил ребенка на одном из пляжей Бермуд, в нескольких лье отсюда. Возможно, сверхъестественный холод добычи вспугнул хищника, заморозил его лапы… Норвежский китобоец подобрал Фебюса и вырастил, сделав из него пирата.
Мадам М., медленно ступая по осколкам и держась за стены, вышла из комнаты. Мы молча шли за ней. После пронизывающего холода лаборатории я облегченно вздохнула в уютной гостиной. Хотя я не знала, что за варево томилось в чугунке, его аромат настойчиво напомнил о голоде. Но еще больше я умирала от любопытства, предчувствуя, что мадам М. собиралась поделиться дальнейшими откровениями.
Она тяжело опустилась на табурет возле органа. На пюпитре над парной клавиатурой находилось несколько предметов: закрытая нотная тетрадь, метроном и эбеновая шкатулка. Дрожащими руками вампирша открыла шкатулку и высыпала ее содержимое на клавиши из слоновой кости: около двадцати позолоченных медальонов, похожих на тот, что я видела на шее Бледного Фебюса. Я приблизилась, чтобы лучше рассмотреть их. На каждом выгравировано имя, дата и время.
– Крыланы приносят мне не только одежду, книги или флаконы с кровью, – продолжала дама, рассматривая медальоны. – Иногда они улетают далеко от реликвария, к берегам, где судна терпят спровоцированные сиренами кораблекрушения. Я обучила их искать выживших. Иногда на борту кораблей оказывается ребенок: юнга или благородный отпрыск, совершающий трансатлантический рейс. Крыланы в этом случае выхватывают жертву из лап сирен, спасая ее от гибели. Примерно один раз в двадцать лет им удается принести спасенное дитя. Я забираю его, тут же делаю инъекцию и после обращаюсь с ним, как со своим собственным ребенком.
Дама погладила поверхность медальонов, будто лаская лица своих ушедших протеже.
– Каждому аврорусу я дарила подвеску с выгравированным именем, – меланхолично прошептала она.
– Медальон рождения? – вмешался Зашари. – Но вы же не знаете дату их появления на свет.
– Я фиксировала точное время введения инъекции светнина. Видишь ли, в самый пик алхимического переваривания приборы измерения времени рядом с атанором останавливаются в тот момент, когда высвобождается драгоценная эссенция. Я отмечаю эту информацию на медальонах в научно-исследовательских целях, чтобы впоследствии понять: существует ли у светнина, полученного в определенное время года и в определенный час, больше шансов для создания идеального авроруса. К тому же если я и пробую кровь моих протеже, то только для того, чтобы понять, усилилась ли сила Света в них со временем. К сожалению, она всегда уменьшалась. Мои надежды всегда обманывались. Бедные ангелочки чахли и умирали, как бабочки-однодневки, несмотря на всю мою заботу о них.
При этих словах голос мадам М. сорвался:
– Они… они бы все равно умерли, если бы остались в лапах сирен. Со мной их жизнь продлевалась еще на несколько лет. Но мало… слишком мало. Я храню медальоны в память об ушедших душах. Только подвески Фебюса не хватает в моей коллекции. По моим подсчетам, мальчику было всего несколько месяцев, когда крыланы принесли его. До трех лет он жил со мной, пока стервятник не выкрал ребенка. Фебюс – самый юный из моих протеже. Может, по этой причине он прожил дольше других инъецированных? – Вуаль вампирши уставилась на меня: – Как и ты, подвергнувшись операции в самом нежном возрасте.
Откровения дамы меня ужаснули и тронули. В своих безумных стремлениях вернуть Свет мадам М. жертвовала невинными детскими жизнями, которых спасала только ради того, чтобы ставить на них опыты. С другой стороны, женщина-алхимик мучительно переживала смерть каждого. Он не могла утешиться спустя десятилетия и даже столетия. Зачем совершать такие преступления? Зачем подвергать себя такому горю?
– Аполло, Соль, Фаэтон, Гелиос, Фебюс… – читала я. – Имена всех «неудавшихся экспериментов» означают солнце, день, свет. Почему вы, бессмертная вампирша, боретесь за то, чтобы Свет вернулся в наш мир Тьмы?
– Потому что хочу, чтобы Людовик вернулся ко мне, – горько вздохнула она.
Ее признание пригвоздило меня к месту. Заш выругался. Даже Стерлинг ахнул, выйдя из своей привычной флегмы.
– Вы… вы любили его? – запинаясь и не веря, спросила я.
– Инфернальный полубог, спустившийся к нам, – вот кто Нетленный для меня, как и для других подданных Магны Вампирии. Никогда бы не подумала, что можно испытать к нему иные чувства, кроме восхищения, ужаса или ненависти. Я любила его, – призналась мадам М., подчеркнув прошедшее время. – Еще в то время, когда мы оба были смертными. Сначала тайно, после кончины его первой супруги в 1683 году. Потом открыто. В Версале меня называли «почти королева». Я – Франсуаза д’Обинье, маркиза де Ментенон[184].
Мадам де Ментенон… Да, это имя навеяло туманные воспоминания
