Строгий взгляд, чувствовавшийся кожей, заставил вернуться мыслями к реальности. Стараясь почти не отводить руку от талии супруги, Иблис показал врачевателю четыре пальца, и глава легиона рафимов со вздохом направил свои шаги в обратную сторону. Хоть ему и поручили четырёх старших, и сделать это надо было поскорее, на ещё несколько забегов он был не готов.

2.

Солнце медленно поднималось из-за горизонта, и лучи его рассеивали сумрак, скрывавший берег лазурного моря. Постепенно двигаясь вверх, свет обрисовывал высокие здания из песчаника, тянувшиеся ввысь из самой воды, столь прозрачной, что можно было увидеть сновавших под её толщей рыб и редких представителей водных народов, яркими пятнами выделявшихся в синеве вод.

На крепостной стене, окольцовывавшей город, пестрели изображения мифических существ, коих любой человек без колебаний приравнял бы к ярчайшим представителям тёмного царства.

Первым в глаза бросалось центральное изображение, где мужчина с телом золотого цвета, раскинув за спиной три пары чёрных крыльев, тянулся одной рукой к солнцу, а вторую с мечом – упирал в землю. На голове его шесть симметрично расположенных рогов образовывали своего рода корону, обвитые драгоценными нитями. На общем фоне ярко выделялся чёрный доспех, в который был закован этот «хранитель города». Один из них.

Упёршись руками в перила, Самаэль слегка перегнулся через борт и осмотрел центральную картину. Слева от неё был изображён закутанный в чёрный свободного кроя балахон мужчина, скрывавший лицо под медной маской. Держа в одной руке причудливый посох, увенчанный тонкими сплетениями нитей, которые держали в центре прямоугольный тёмно-синий кристалл, он смотрел прямо и единственный не имел крыльев. Взгляд сам собой зацепился за пару витых высоких рогов, и конкретно в этом случае возникали стойкие ассоциации с вахши. Удивительно, как эти отродья ещё не вздумали кричать о своём родстве с ифритами.

Имевшая долгую историю, земля огненных казалась чем-то особенным даже в сравнении с империей Эрейи, и в этом был её шарм. Они существовали дольше, чем кто бы то ни было – говаривали, жили ещё тогда, когда о создании империи никто и не задумывался – и этот факт нельзя было не учитывать при взаимодействии.

Больше всего удивлял не город, а само понимание: каким-то образом этот корабль шёл не в один из прибрежных пунктов, а напрямую в столицу. Последним из имперцев, кто смог попасть в Дэв, был Мортем Жестокий, но даже ему потребовалось сначала столкнуться с вахтовиками. Те были основной причиной всех слухов: они не жили в береговых деревнях, а всего лишь приезжали туда на работу, принимать товары и отправлять свои. Все купцы так или иначе попадали именно к ним, и именно поэтому пошёл слух о том, что вся Геенна – грязные, потасканные жизнью грубые варвары.

Не хотелось даже думать, каким образом корабль с промежуточной стоянкой в Верхнем Аларане выбил себе дозволение причалить к берегам столицы.

Корабль пришвартовался, с едва слышным стуком ударившись бортом о пристань. Матросы затянули потуже узлы для удержания судна на месте, перекинули на деревянный настил широкую доску.

Сходить на сушу, какие бы сложные отношения с водой у него ни были, Самаэль не спешил: он не имел ни малейшего понятия, куда идти и с кем говорить. В том, что никто из местных не знал имперский, сомнений не возникало. Можно было попробовать вытянуть какую-то информацию на общем, но кто бы сказал ему, самозванцу без официальных бумаг, как добраться на аудиенцию к самому правителю. Стоило искать военных, наверняка должных патрулировать город – хотелось верить, что хотя бы эта практика здесь была схожа с эрейской.

Геенна казалась другим миром, пугала и завораживала одновременно. Всю жизнь наивно полагавший, что восторженным ребёнком чувствовал себя первый и единственный раз в Лайете, тави обнаружил себя жадно осматривавшим все, что можно было увидеть с корабля.

В числе сходивших на пристань особенно привлёк внимание старик, слабый и болезный, с завидным упорством тащивший на спине немалых размеров мешок. Второй он подтаскивал рукой, и при каждом новом шаге вперёд был слышен лёгкий звон – украшения, бытовая мелочь, не иначе.

Решив, что от простаивания на месте его проблемы не исчезнут, Самаэль двинулся с места. Возле старика он притормозил, аккуратно тронув того за плечо, и ифрит, по счастью, без лишних слов понял желание иностранца помочь с ношей.

К моменту, когда они покинули пристань, минуя группу воинов в крылатых серебристых доспехах, тави осознал, что в ближайшие пару минут потеряется в этой жизни и конкретном городе окончательно. Бросить старика на середине пути не позволяла совесть.

Ифрит между тем, найдя бескорыстного помощника, начал было что-то рассказывать на своём языке. У него было грубоватое, местами каркающее звучание, слегка резавшее слух, привыкший к мелодичности накаадэ, который считался в Эрейе государственным. В попытках прикинуть, было ли у ифритов так же с десяток диалектов, порой различных настолько, что выходец из северной области не мог понять южанина, Самаэль пропустил какой-то вопрос в свою сторону. Последнее стало ясно только по интонации и взгляду его спутника.

Старик быстро смекнул, что ему не ответят, но к своей чести не растерялся. На ломанном, трудно разбираемом из-за акцента общем сказал, что продаёт заморские диковинки на здешнем рынке и снова спросил, зачем сам тави явился на его родину.

– К Князю,– не нашёл в себе ни сил, ни желания врать Самаэль.– С посланием.

В изумлении вскинув брови, ифрит быстро позволил этой эмоции смениться на восторг. Без предупреждения подхватил тави за рукав и утянул на небольшую площадь, которая после узких улиц между невысокими домами из песчаника ощущалась, как настоящий пустырь. Он продолжил говорить уже на своём, но Самаэль понял требование посмотреть туда, куда указывал его спутник крючковатым пальцем – и на пару мгновений стало дурно.

Дэв был огромен. На пристани это казалось не такой большой проблемой, но теперь, оказавшись непосредственно в самом городе, тави с ужасом осознал – то, что хотя бы могло претендовать на звание резиденции правителя, находилось за одну, а то и две лиги от него. Крепость, чьи крыши в свете солнца бликовали кроваво-красным, высилась над городом, напоминая вросший в гору драгоценный камень.

Видя разочарование и усталость своего помощника от жизни, старик состроил печальное выражение лица, но потом вдруг вскинулся и махнул рукой кому-то позади.

Рука в кованой серебряной перчатке оказалась на его плече раньше, чем Самаэль успел обернуться.

– Вот уж не думал, что вновь увижу живого, не закованного в цепи имперца в Дэве.

Этот говорил на общем гораздо лучше старика, но теперь было не до оценки чужой речи. Резко развернувшись, тави предусмотрительно отступил на шаг назад и только чудом не запнулся о сваленный на землю мешок.

Стоявший напротив солдат был примерно одного с ним роста. Солнечный свет, падая на его доспехи, бликовал, чего никогда не замечалось на обычной амуниции. Несмотря на ситуацию, тави нашёл время на удивление: это было настоящее серебро. Другие металлы, использовавшиеся для доспехов, так на солнце не слепили.