Реми забеспокоился у меня на руках. Чуть отвернув чепчик, я поцеловала сына в лобик и вынуждена была со вздохом передать графине: ребенок явно хотел есть.

- Конечно, мы голодны, - проворковала Констанс, прикладывая ребенка к груди. - Столько волнений во время этого торжества! Ну, ничего, я живо успокою моего малыша…

Она бросила на меня быстрый взгляд и, будто извиняясь, поправила сама себя:

- Нашего малыша, конечно.

Сидя в кресле, я наблюдала, как мой сын, давшийся нам с Александром так тяжело, сосет чужую грудь. Реми был здоров и доволен, мне не в чем было упрекнуть подругу, но какой-то червячок сомнения шевелился в душе. Как на грех, вспоминались сетования Элизабет, запреты Анны Элоизы… На чем основывалась их осторожность? Надобно было пристать к ним с расспросами и вытащить из них правду… Но, с другой стороны, могла ли я заниматься всем этим тогда, когда Белые Липы были захвачены, Александр пленен и едва ли не подвергнут расстрелу, а сам Реми - голоден и несчастен?

Пытаясь скрыть свои чувства, я чуть отвернулась к окну. Когда Реми насытился и графиня передала мне его, чтобы я уложила малыша в колыбельку, я решила поинтересоваться ее мнением насчет моих будущих действий.

- Констанс, вы всегда были мне хорошей советчицей. Что вы скажете о моем намерении поехать в Париж?

Легкое облачко пробежало по лицу моей подруги. Она была осведомлена о том, что Александр под конвоем отбыл в столицу для переговоров с Бонапартом, что он находится там на положении полупленника и я очень беспокоюсь об его судьбе, - словом, графиня была вполне посвящена в подробности ситуации и могла высказать свое мнение.

- Вы собираетесь ехать в Париж, Сюзанна? - спросила она, поворачиваясь ко мне в профиль. Губа ее была чуть закушена. - Хотите поддержать супруга?

- По правде говоря, меня приглашают.

Констанс с неожиданной шаловливостью тряхнула рыжими волосами. Лукавая улыбка скользнула по ее губам.

- И кто же приглашает? Наверное, господин де Талейран? Вы с ним, помнится, свели хорошее знакомство. И это я его вам посоветовала!

Её проницательность меня поразила. Конечно, в свое время я открыла Констанс тайну своей злосчастной беременности от министра, которая едва не положила конец нашему с Александром браку. И все-таки удивительно, что она так быстро связала воедино мое намерение ехать в Париж и мои прежние парижские знакомства!

- Вы очень сообразительны, - сказала я, не скрывая удивления. - Да, господин де Талейран прислал мне личное письмо. Он убеждает меня, что дворяне будут очень нужны первому консулу, и делает все возможное, чтобы собрать в Тюильри остатки старой аристократии.

Графиня де Лораге, сложив руки, в задумчивости прошлась по спальне. Пальцы ее неспешно перебирали четки. Она стала гораздо религиознее в последнее время, после того, как родилась ее дочь. Дрожа за здоровье Александрины, она теперь бросалась молиться при первом же ее чихе, и говорила, что вернется к соблюдению постов, когда закончит кормить Реми. Но сейчас, как мне показалось, подбирая ответ на мой вопрос, она не столько сверялась с христианским учением, сколько просчитывала последствия.

Когда она вскинула голову, тон её был решителен:

- Конечно, вы должны поехать, Сюзанна. Я совсем не удивлена, что вас зовут в столицу столь важные лица. Вы так родовиты, и вы были фрейлиной нашей незабвенной королевы, упокой, Господи, её душу. Первый консул наверняка захочет задержать вас в Париже, раз уж у него есть стремление завоевать симпатии аристократов.

- Захочет задержать в Париже? - Я озадаченно улыбнулась. - Думаете, мне там навяжут радости светской жизни?

- Почти убеждена. Да это будет и к лучшему для вас. Вы блистали в Версале… так что я уверена, что вам самой хочется быть на виду.

Она повторила, рассеянно глядя куда-то в сторону:

- Думаю, только прискорбные обстоятельства удерживали вас в провинции. А так… ваше место в Париже, и только там. Констанс, с одной стороны, попала в точку: я действительно любила светскую жизнь. Лишь жестокие события революции заставили меня выбросить из головы эту склонность, заглушили ее настолько, что я сама почти забыла о ней.

Однако, глубоко мне свойственная, она возрождалась в тот же миг, когда становилось возможным мое появление в свете в достойном качестве… Именно это чувствовал во мне, наверное, и Талейран, когда манил в Париж обещаниями блеска и развлечений.

Впрочем, ни Талейран, ни Констанс, разумеется, не понимали глубины и силы моих чувств к Александру, а потому и не принимали их во внимание. Но муж значил для меня так много, что я разделила бы любой его выбор. Что бы он ни предпочел, - столицу или провинцию, я приняла бы его предпочтение без колебаний, в лучших традициях доброй жены, потому что от всего сердца хотела жить по древнеримскому принципу: «Где ты, Гай, там и я, Гайя». Да что там древнеримские принципы? Мы с Александром сами условились о том, что больше не расстанемся, и я не собиралась ломать свое слово ради сомнительных прелестей сомнительного республиканского света.

Кроме того, в словах Констанс мне почудилось странное желание того, чтобы я уехала. Тщательно скрытое, едва уловимое, оно тем не менее прошелестело в ее голосе и не ускользнуло от моей интуиции.

- Так вы благословляете меня? - спросила я, обращая все в шутку. Внутренне, впрочем, я была очень внимательна в этот миг.

Графиня де Лораге горячо заверила, беря меня за руку:

- Конечно! Поезжайте, Сюзанна. Балы, развлечения - это все вас вполне достойно, не сомневайтесь. Не в Бретани же вам все время прозябать? О детях, слава Богу, вы можете не беспокоиться. Ваша верная Маргарита позаботится о девочках и Филиппе, а Реми будет на моем попечении, так что ваше сердце может быть абсолютно спокойным.

- Вы искренне считаете, Констанс, что жизнь в Бретани - прозябание?

Она чуть смутилась, но оправдываться не стала:

- Для вас - конечно. Вы особенная женщина, и то, что вам уготована особая судьба, было заметно еще в монастыре. Недаром вас отличала королева и нынче так привечает господин де Талейран… Впрочем, - Констанс не без гордости вскинула подбородок, - мы тоже не лыком шиты. Пьер Анж, возможно, тоже начнет заниматься своей карьерой.

- Карьерой? В каком качестве?

- Мы роялисты, но с Республикой открыто не воевали. Так что, возможно, при новой власти мой супруг сможет занять какое-нибудь место. Это добавило бы нам денег, а мы в них