Александр, услышав мой голос, обернулся. Теплое выражение промелькнуло у него в глазах.

- Это моя жена, герцогиня дю Шатлэ, - сказал он с нескрываемой гордостью. - Вот когда мне по-настоящему жаль, что я пленник!

Он еще позволял себе быть галантным. Генерал Дебелль многозначительно кашлянул в кулак:

- Могу вас понять, гражданин дю Шатлэ. Пленником такой привлекательной женщины, конечно, быть куда приятнее.

Я поклонилась присутствующим как можно почтительнее, хоть мне это далось не без боли. Затем, заломив руки - ведь я знала об их изяществе, обратилась к Дебеллю:

- Очень прошу вас, генерал, дайте мне полчаса на беседу с герцогом. Это так недолго, но я ручаюсь, пойдет только на пользу вашей миссии.

- Она ручается! - взорвался Брюн. - Не слушайте эти разговоры, Дебелль! Эта парочка - два закоренелых роялиста, я этом уже убедился, и любую отсрочку они просят лишь для того, чтоб избежать кары!

- Какой кары, генерал? - вскричала я. - Разве целью первого консула является кара, а не примирение страны?! Разве террор еще продолжается?

Дебелль, щелкнув каблуками, приблизился ко мне, и пока он разглядывал меня, по его полному лицу разливалось явное восхищение.

- Гражданка права, - сказал он наконец, пожав плечами. - Не думаю, что первый консул будет в большом восторге, привези я ему голову Александра дю Шатлэ. Это опытный солдат, он воевал в Индии! Думаете, Франция никогда не отвоюет свои индийские владения? А вот я думаю, что мы вполне можем еще взяться за это - с таким генералом, как Бонапарт, и чудеса возможны. Уверен, первый консул не особенно будет доволен, если получит только голову дю Шатлэ. Куда больше он обрадуется, если мы убедим роялиста оставить напрасную борьбу и примкнуть к власти, ведь именно нынешняя власть по-настоящему думает о благе Франции.

Дебелль повернулся ко мне подбоченившись:

- Это, надеюсь, не кажется вам спорным, сударыня? Уж конечно не праздные принцы из рода Бурбонов пекутся о родине, пребывая в Лондоне?!

- Безусловно, - проговорила я с облегчением, пропуская мимо ушей абсолютно все, что он говорил. - Безусловно! Что до господина Брюна, то он руководствуется в нынешней ситуации только личной местью. Однако я сомневаюсь, что забота первого консула - удовлетворение личных желаний кого бы то ни было…

Синие, в конце концов, оставили нас с Александром наедине. Толстяк Дебелль, удаляясь, отвесил мне довольно любезный поклон и высказал надежду, что я преуспею в своих усилиях. А Брюн, проходя мимо, на миг задержался возле меня и яростно шепнул мне на ухо:

- Вы знали, да?!

- Что? - откликнулась я довольно спокойно.

- Знали, когда просили отсрочить суд… что Дебелль приедет?

Я взглянула ему прямо в лицо, сдвинув брови. Мне хотелось пожелать ему провалиться сквозь землю, но я сдержалась. У меня было предчувствие, что мы еще расквитаемся с ним по-настоящему - чуть позже, при других обстоятельствах. А сейчас мне следовало быть благоразумной, ведь я еще не вырвала мужа из рук этих мерзавцев.

- Да вы что, - отчеканила я холодно. - Как я могла знать? Я же не предсказатель!

- Чертова актриса!

Он стиснул зубы и вышел, пробормотав еще пару ругательств. Слава Богу, наша с ним перебранка велась на таких пониженных тонах, что на нее никто не обратил внимания. И у меня самой его оскорбления тотчас вылетели из головы, заслоненные иными, более важными обстоятельствами.

Едва за синими захлопнулась дверь, как непреодолимая могучая сила почти швырнула меня к мужу. Миг - и я утонула в его объятиях, плача и задыхаясь от счастья одновременно. Я забыла в этот момент о любых опасностях и любых уговорах, которые собиралась адресовать ему. Весь мир будто исчез для меня, потерял значение, остались только эти сильные руки, которые обнимали меня и поддерживали, биение его сердца, которое я чувствовала, припадая щекой к его груди, и его родной, дразнящий, до боли любимый запах нарда и сигар, который уже давно ассоциировался для меня с защитой и покровительством.

Пару минут мы простояли, не размыкая рук, прижимаясь друг к другу. Александр гладил мою голову, перебирал волосы. Потом, скользнув рукой по моей щеке, пальцами чуть приподнял мою голову за подбородок.

- Ну, что это за спектакль, саrissimа? Кто вам позволил вмешиваться?

Он хотел напомнить, что я вмешалась в мужские дела, а это недопустимо… и брови его чуть хмурились. С глазами, полными слез, я замотала головой:

- Нет, нет, нет! Не время сейчас для таких разговоров! Я вмешалась, потому что должна была… потому что вы вмешались тоже в женское дело, когда я умирала. А вы - разве вы не на грани смерти сейчас?!

- Да как же вы собираетесь спасти меня, дорогая? Разве от вас что-то зависит?

- Разумеется, зависит! Я…

В этот момент я осеклась. Сказать ему о Талейране, о том, что я принимала гонца от министра здесь, в Белых Липах? Нет, это было невозможно. Я несколько месяцев подготавливала почву для появления генерала Дебелля с официальным приглашением от первого консула, но признаться в этом Александру было немыслимо. Во-первых, он не принял бы такого, во-вторых, само имя Талейрана, однажды прозвучавшее в нашей беседе, могло разворошить такой клубок проблем и подозрений, что я не хотела и заикаться об этом.

Муж внимательно смотрел на меня. Я опустила глаза.

- Я могу уговорить вас… убедить, что поехать в Тюильри необходимо.

- Вот как? Вы уже знаете, что меня приглашает первый консул?

- Я подслушивала. Да и Брике о многом мне рассказал.

Александр молча ласкал пальцами завитки у моего виска, вглядывался в мое лицо так внимательно и ласково, будто хотел запомнить все его черты навсегда.

- Моя красавица, - сказал он наконец. - Любимая моя! Ведь я не безумец. Конечно, я поеду в Париж.

- Поедете?

- Разумеется. Это единственный способ не быть расстрелянным, тем более, что и Жорж уже туда отправился. Но визит к Бонапарту, думаю, не решит роялистских проблем.

- Все равно, все равно, - твердила я. - Вы будете живы, для меня это главное!

Он усмехнулся с некоторой грустью.

- Вы иногда такое дитя, Сюзанна. Мужчина рождается защитником. И если ты мужчина, то должен быть всегда готов умереть за то, что тебе дорого.

«Какая тяжелая миссия, - подумала я. - Как