Я наблюдаю, как трещат и ломаются его кости. Его мышцы тают, сдуваются и становятся худыми и тонкими. На лысой голове вырастают тонкие пряди темно-каштановых волос. Стоны растягивающихся и стягивающихся сухожилий и хруст суставов стихают. Вентоса больше нет, а вместо него передо мной стоит другой охотник. Даже его одежда превратилась в кожаные доспехи.

Меня пробирает дрожь, а за ней по пятам бежит ползучий ужас. Вот что Погибший сделал с кровью моего отца. Вампиру хватило ума и сообразительности — нет, просто инстинкта — чтобы украсть его облик и лицо. Он питался его телом, а затем, сгорбившись над ним, совершал этот гротескный ритуал, сдирая с него кожу, оставляя тело в виде забытой шелухи.

— Флориан. — Вентос легонько встряхнул меня. — Что случилось? — Даже его голос изменился. Все в нем изменилось, вплоть до голосовых связок.

— Это... это... — Я отталкиваю его и, пошатываясь, иду к стене, отгораживающей болота от соленой земли, и Деревни Охотников, переполняющему почти пустой желудок.

— Это побочный эффект от такого количества тумана?

Я не смотрю на него, пока говорю, ногти впиваются в камень. Один прогибается назад. Один ломается. Боль острая, она удерживает меня в настоящем и помогает сосредоточиться. Она не дает мне провалиться еще глубже в пустоту, которую оставил мой отец.

— Нет. Я в порядке.

— Ты не выглядишь таковой.

— Я сказала, что в порядке, — огрызаюсь я. В человеческих глазах Вентоса появилось удивление. Я вздыхаю. Это не его вина, но с чего мне начать? — У моего отца... украли лицо. Это сделал Погибший. Но... Я... Я... Только что я впервые увидела, как вампир превращается в кого-то другого, и подумала, не так ли это выглядело, когда случилось с моим отцом. Я подумала о том, что Погибший съел его в болотах, чтобы попытаться проникнуть к нам. Или, может быть, чтобы вернуть себе часть себя, которую он потерял.

Вентос кладет руку мне на плечо. Но он не тянет меня к себе. Он не требует, чтобы я повернулась.

— Если уж на то пошло... Вампиры крадут лица не для того, чтобы быть злыми или коварными. Честно говоря, нам это даже не нравится. Мне — точно нет. Это больно и неудобно — быть втиснутым в другое тело. Если бы я мог провести остаток своих дней, никогда не делая этого, я был бы доволен.

Я не ожидала от Вентоса утешения... но это так. Я оглядываюсь через плечо. Странное лицо уже не так настораживает, как раньше. Однако я рада, что не узнаю охотника, которому оно принадлежит. Было бы сложнее, если бы я знала человека, чья кровь была взята для этого.

— Мне уже лучше, — говорю я скорее себе, чем ему. — Мы должны идти дальше. Мы должны вернуться в Мидскейп сегодня вечером. — Мысль о том, каким изможденным выглядел Руван, когда мы уходили, заставляет меня хотеть сделать это в течение часа. Если я ошибаюсь, и Эликсир Охотника не сможет сохранить силы Рувана, нам нужно немедленно начать планировать, что делать с ним дальше. Я не позволю ему погибнуть. Пока я дышу, он тоже будет дышать.

— Ты не услышишь моих аргументов, — говорит Вентос. — Мне не нравится этот мир, и я хочу уйти как можно скорее.

— Каков этот мир?

— Это... я не совсем уверен, как это выразить. Каллос описал бы его лучше. Но этот мир тихий. Он кажется мертвым. Гул магии, существующий в живых существах, здесь тоже есть, но он слабее. Здесь нет шепота высшей силы, как в Мидскейпе.

Я пытаюсь подумать, могу ли я почувствовать разницу между этим миром и Мидскейпом, потянувшись умом и сердцем наружу, ища по мере того, как я иду. Я чувствую разницу, но не могу быть уверена, что она имеет отношение к магии. Возможно, разница в том, что это мой дом.

Наконец-то я дома.

Наши шаги бесшумны по булыжникам главной дороги. Несмотря на то, что мы спешим, мы не жертвуем скрытностью ради скорости. К тому времени, когда луна выходит из-за туч, мы похожи на двух охотников, возвращающихся в крепость после раннего патрулирования. Да нас никто и не видит. Дома наглухо закрыты на время полнолуния.

Интересно, насколько тревожная тишина связана с невидимыми шрамами, оставленными Кровавой Луной? Люди все еще оплакивают потери, и это еще больше усугубляется виной выживших.

Дорога приводит нас в город. Вентос останавливается на главной площади, смотрит на колокольню.

— Она нашего производства. В этом нет никаких сомнений, — пробормотал он.

Я тоже это вижу. До поездки в Мидскейп я никак не могла этого предположить. Но теперь, когда я провела время в Темпосте, архитектура вампиров стала неоспоримой. Она до жути похожа на колокольни академии.

— Это действительно когда-то была ваша земля.

— Далеко на юго-востоке, — соглашается он. — Клянусь, Король Эльфов, высекший Фэйд, не имел ни малейшего представления о географии. Я слышал, что фейри тоже потеряли много земель при раскалывание.

— Интересно, а люди тоже воюют с фейри, — пробормотала я. Серебряные рудники, из которых мы получаем серебро, находятся далеко на севере, как раз там, где, согласно картам, которые я видела в музее, когда-то находились земли фейри. Возможно, именно поэтому поставки серебра прекратились. Я думаю о другом городе, таком же, как Деревня Охотников, только в нем вместо вампиров сражаются фейри. — А фейри тоже ненавидят серебро?

— Насколько я знаю, нет. Но Темпост был закрыт от остального мира до моего рождения в попытке сдержать проклятие, поэтому я никогда не встречал фейри. — Вентос пожимает плечами. — Этот вопрос лучше задать Каллосу.

— Верно. В любом случае, давай продолжим. — Но мысль о серебре заставляет меня широко шагать по городу. Не успеваю я оглянуться, как оказываюсь на месте.

— Где мы? — Вентос смотрит на меня с любопытством, несомненно, потому, что я необъяснимым образом остановился на своем пути.

Дома.

Я стою на том самом месте, где месяц назад стоял Погибший, когда он повернулся в мою сторону, когда я выпила эликсир и навсегда изменила свою жизнь. С карниза над дверью сняты серебряные колокольчики, с порога убрана соль. Вокруг стука повязана черная лента — символ траура, смерти. Они были и на других дверях Деревни Охотников, больше, чем я когда-либо