– Распорядителем… вражеской собственности? – спросил ЛП.

Очень спокойно и медленно, глядя ему прямо в лицо, министр внутренних дел пояснил своему довольно легкомысленному помощнику:

– Войны нет. Каким вообще разумом вас бог наделил? Я хочу поговорить с распорядителем имущества эвакуированных. Я свяжусь с ним через пятнадцать минут.

Через некоторое время он продолжил:

– Посмотрите на нашу ситуацию сегодня. Мы умоляем Америку о еде, мы должны покупать все, что можем получить из Китая и России, а соседний штат уже фактически голодает. В прошлом году безземельные рабочие продавали себя по пять рупий каждый. И вместо того чтобы развязать руки фермерам и торговцам, чтобы они могли производить больше, и лучше хранить ресурсы, и эффективно распределять их, Дели заставляет нас вводить контроль над ценами, правительственные склады и нормирование. И прочие возможные популистские и необдуманные меры. Мягки не только их сердца, но и их мозги.

– У Пандитджи благие намерения, – сказал кто-то.

– Благие намерения, благие намерения, – вздохнул Л. Н. Агарвал. – Когда он отдал Пакистан, у него тоже были благие намерения. И когда отдал половину Кашмира. Если бы не Патель, у нас не было бы даже той страны, которая у нас есть сейчас. Джавахарлал Неру построил всю свою карьеру на благих намерениях. Ганди любил его за его благие намерения. И бедные, глупые люди любят его, потому что он говорит, что хочет как лучше. Боже, спаси нас от благонамеренных людей! И эти благонамеренные письма он пишет каждый месяц главным министрам. Зачем он их пишет? Главные министры не в восторге от их чтения.

Он покачал головой и продолжил:

– Вы знаете их содержание? Долгие проповеди о Корее и об отставке генерала Макартура. Что для нас генерал Макартур? Благороден и чуток наш премьер-министр, раз он считает все беды мира своими собственными. Он хорошо относится к Непалу и Египту и от нас ожидает столь же благих намерений. Он ничего не смыслит в управлении, но он говорит о том, какие продовольственные комиссии нам следует создать. Он также не понимает нашего общества и наших священных книг, но он хочет перевернуть нашу семейную жизнь и нашу семейную мораль своим замечательным законопроектом об индуистском кодексе…

Л. Н. Агарвал еще долго продолжал бы проповедовать, если бы его помощник не доложил:

– Распорядитель на проводе, господин министр.

– Хорошо, – сказал Л. Н. Агарвал, слегка махнув рукой, и все присутствующие знали, что это сигнал удалиться. – Увидимся в столовой.

Оставшись один, министр внутренних дел в течение десяти минут разговаривал с распорядителем имущества эвакуированных. Беседа была четкой и холодной. Еще несколько минут министр внутренних дел сидел за своим столом, размышляя, не оставил ли он какой-нибудь аспект неоднозначным или уязвимым, и пришел к выводу, что нет.

Затем он встал и довольно устало направился к столовой Заксобрания. Раньше его жена присылала ему термос с простой едой, приготовленной именно так, как ему нравилось. Теперь он полагался на милость равнодушных поваров общепита. Даже аскетизм имеет свои пределы.

Когда он шел по изогнутому коридору, то вспомнил о существовании центрального зала, который огибали эти самые коридоры, – огромного зала с куполом, который величественно и элегантно возвышался над тривиальной возней внизу. Но это видение лишь на миг отвлекло его от утренних событий и той горечи, которую они в нем вызвали, и ни в малейшей степени он не пожалел о том, чтó планировал и к чему готовился несколько минут назад.

5.9

Хотя прошло меньше пяти минут с тех пор, как он послал прислужника за своим парламентским секретарем, Махеш Капур с большим нетерпением ждал его в офисе Юридических прецедентов. Он был один, так как отправил постоянных обитателей офиса побегать за разными бумагами и книгами.

– Ах, хузур наконец прибыл в секретариат! – сказал он, увидев Абдуса Саляма.

Абдус Салям почтительно – или иронично? – сказал «адаб» и спросил, что он мог бы сделать.

– Я вернусь к этому через минуту. Вопрос в том, что вы уже сделали.

– Уже? – растерялся Абдус Салям.

– Сегодня утром. В палате. Когда жарили кебаб из нашего достопочтенного министра внутренних дел.

– Я только спросил…

– Я в курсе, о чем ты только спросил, Салям, – с улыбкой сказал его министр. – Я спрашиваю, почему ты задал такой вопрос?

– Мне было интересно, почему полиция…

– Мой добрый дуралей, – нежно сказал Махеш Капур. – Разве ты не понимаешь, что Лакшми Нарайан Агарвал считает, будто это я тебя надоумил?

– Вы?

– Да, я! – Махеш Капур пребывал в прекрасном настроении, вспоминая утренние разбирательства и крайнее замешательство своего соперника. – Именно так поступил бы он сам – потому он приписывает то же самое мне. Скажи-ка, – продолжал он, – он пошел в столовую на обед?

– Ну да.

– А главный министр был там? Что он сказал?

– Нет, Шармы-сахиба там не было.

Образ С. С. Шармы, обедающего у себя дома, по традиции сидя на полу с обнаженным торсом, за исключением священного шнура, промелькнул перед глазами Махеша Капура.

– Нет, полагаю, не было, – сказал он с некоторым сожалением. – И как же он выглядел?

– Вы имеете в виду Агарвала-сахиба? Думаю, неплохо. Вид у него был довольно невозмутимый.

– Уфф! Бесполезный из тебя информатор, – нетерпеливо сказал Махеш Капур. – Но все-таки я немного обо всем об этом поразмыслил. Тебе стоит тщательнее взвешивать то, что ты собираешься сказать, иначе ты усложнишь жизнь и Агарвалу, и мне. Хотя бы сдерживай себя, пока не будет принят закон о заминдари. Всем нужно любое сотрудничество по этому поводу.

– Хорошо, министр-сахиб.

– Кстати, почему они еще не вернулись? – спросил Махеш Капур, оглядывая офис Юридических прецедентов. – Я отправил их час назад.

Это было не совсем так.

– Все вечно опаздывают, и никто не ценит время в этой стране. Это наша главная проблема… Да! Что там? Входите, входите, – продолжил он, услышав легкий стук в дверь.

Это был прислужник с его обедом, который Махеш Капур обычно ел довольно поздно. Открыв термос, министр задумался на полминуты о своей жене, которая, несмотря на свои недуги, так старалась ради него. Апрель в Брахмпуре был практически невыносимым для нее из-за аллергии на сезонное цветение, и с годами эта проблема проявлялась все более остро.

Порой во время цветения нима она страдала одышкой, внешне напоминающей астму Прана. А сейчас она к тому же была очень расстроена из-за романа ее младшего сына с Саидой-бай. Пока что сам Махеш Капур воспринимал этот вопрос не так серьезно, как мог бы, если бы он осознал степень увлечения Мана. Министра слишком