— Не уж-то твоей? Это точно!

Энди мял под собой Смита, впившись пальцами тому в волосы и думал, что еще немного, и он будет готов рвануть в сторону голову Дава и сломать ему шею. Это непреодолимое желание не отпускало его на протяжении, наверное, последнего месяца. Услышать треск костей… мняу!

— Так о чем ты хотел поговорить?

— Я прибавлю тебе денег…

— Да, ладно?! Неужели решил платить за услуги?

— Нет. Здесь договор изменению не подлежит. Я о другом. Ты реально увеличил приток народа в клуб. Они летят на тебя, как осы на мед…

— Слава богу, что не как мухи на говно!

— Мы теперь — самое модное ночное учреждение в городе. Конкуренты воют.

— Это их проблемы.

— Ты должен понимать, что ребятам не обязательно об этом знать…

— О чем? Что у конкурентов проблемы?

— Не валяй дурака. Они и так недолюбливают тебя, а узнай, что я плачу тебе в два раза больше… сам понимаешь.

— В два раза больше? Приятно слышать. К тому же, мне глубоко параллельно, долюбливают они кого-то или нет. Я не общаюсь ни с кем, так что не волнуйся.

— Вот и славно. Теперь о предложении.

Дав выпрямился, расправил плечи и даже приобрел какой-то вполне официальный вид. Энди только начал размышлять на тему, что это плохо совмещается с его характером, как Смит одним махом перемешал все его мысли.

— Я хочу, чтобы ты переехал ко мне.

— Прости? — мимику мальчишки повело, собрало в центр лица и вывесило там.

— Я хочу, чтобы ты переехал ко мне жить, — повторил Дав, максимально вкладывая в слова жесткость.

— Не понял, — проскрипел Энди, хотя это было излишним. Стало понятно, что он не только не понял, но даже и не знает, с чего начать процесс понимания, и вообще не решил еще, стоит ли его начинать.

— Я испытываю к тебе серьезные чувства и хочу, чтобы ты жил со мной.

— Вот уж чего я точно предвидеть не мог! Неожиданно. Даже как-то очень слишком. Ну, то есть совсем.

— Думаю, — сладко продолжил Смит, — ты тоже питаешь чувства ко мне…

— С чего бы это ты так решил? Или тебе приснилось в алкогольном бреду?

— Твое тело выдает.

— Мое тело не может ничего выдавать, кроме нормального возбуждения, но я — проститутка, Дав, и это профессиональное. Оно выдает одно и то же всем, кто к нему прикасается. И чем лучше оно выдает, тем лучше зарабатываются деньги.

— Пусть так, но рано или поздно…

— Никогда, Дав. Знаешь, о чем я мечтаю? Собрать необходимую сумму, послать тебя в задницу и уехать так далеко, как только смогу, и туда, где ни одна бы живая душа не знала обо мне ничего.

— Знаю, что это случится когда-нибудь, но пока тебе не пришлось бы продаваться. Я бы давал тебе…

— Ты и так мне даешь регулярно. К тому же, мне без разницы, — перебил Энди, — кому продаваться. Ты или кто-то другой — одночленственно. Хотя, ты не есть лучший вариант. Ты ведь не платишь, соответственно, мне не сильно интересно. Я — свободный человек, Дав, и единственное, что меня интересует — это и есть эта самая свобода. Поверь, существуют люди, которые не создают пар, потому что это губительно для них. Эти люди не влюбляются и не…

— А как же этот чертов Маккена с твоего портрета на стене?! Или хочешь сказать…

— Не хочу! Ничего не хочу сказать, кроме того, что этот чертов Маккена с моего портрета на стене — не твое чертово дело, Смит!

Как только раздались первые звуки начинающегося представления, толпа завизжала. Нет, она визжала и раньше, но теперь не оставалось сомнений, что где-то в своих недрах она, не заметив, затерла поросенка. Люди высыпали на танцпол, облепив сцену плотным кольцом. Лучи прожекторов хищно и с немалым сексуальным изяществом облизали оба шеста, пробежались кругами по сцене, вскинулись вверх и исчезли. Повисла объемная волнующая темнота. Ритмичная музыка вздергивала адреналин, словно насосом накачивая его концентрацию. Он уже бы и перелился через край, но на противоположных сторонах сцены начали зарождаться два бледных зеленых облака. Наконец, появился темный силуэт человека. Трико плотно обтягивало торс и ягодицы, переходя в расклешенные летящие брюки. Танцор двигался в одиночной пантомиме, демонстрируя красоту и гибкость тела. Затемненные черты фигуры в облегающем светящемся контуре позволяли сконцентрироваться на тренированном изяществе и безупречном владении телом. Он двигался так, словно заставлял музыку подчиняться танцу, роняя и вскидывая звук. Она плыла за ним шлейфом, повторяя звучание танца. Выполнив элементы движений, танцор замер с простертой к противоположному краю сцены рукой. Музыкальная композиция, описав круг, началась сызнова. Световые блики пробежали сцену, замерев в ожидании чуда. Силуэт второго танцора повторил зеркальный танец и так же замер, прижавшись вплотную к партнеру. Децибелы ритма скользнули вниз, а после взмыли вместе с фейерверком взорвавшегося светового фонтана. Публика завизжала пуще, многократно гоняя эхо. Сердце Дженнифер бешено забилось, раскачивая амплитуду. Она еще никогда не видела Энди таким. Он казался невесомым в обнажающем черном трико. Господин Ким, невзирая на тридцатилетнюю разницу возраста, вполне выглядел его сиамским близнецом. Единый танец сглаживал все, делая их почти нереальными существами. Новое, доселе незнакомое чувство разворачивалось внутри Дженни, словно невидимый фокусник извлекал откуда-то все новые и новые волны мягкой шелковой ткани. Они струились за пределы ее тела, растекаясь искрящимися потоками волн. Ее мужчина, ее мальчик, который спит как котенок и целуется, как бог… сейчас казался недосягаемым существом. Он не был земного происхождения, словно создан из света, музыки и движения. Толпа эмоционировала, разогревая друг друга, но эти двое танцевали с каменными строгими лицами. Ким заставлял Энди выполнять сложные поддержки, и парень взмывал на его руках, а после срывался в изумительные секундно-статичные позы. Он был столь гибок, что казался лишенным костного каркаса и состоящим сплошь из эластичных тканей. Свет замигал, выхватывая обрывки движений, и никто не заметил, как оба танцора оказались уже обнаженными по пояс. Танец вился, увлекая за собой световые потоки и влажные от слез взгляды. Никто не понял, как дальше сплелась канва движений, но после сложной поддержки Энди взмыл на шест, продолжая танец наверху. Он вытворял столь необычные фигуры, что миссис Эдда не заметила, как прокусила от волнения губу. Нет, он не мог быть рожден обычным человеком. Теперь она твердо уверена в этом. Он должен был родиться на шесте, ибо пилон — его стихия. Прошло не более нескольких мгновений, и луч переметнулся от парня к Ёну у основания второго пилона. Учитель выполнил свои фигуры, поднявшись вверх и… вдруг все исчезло. И музыка и свет. Стало так тихо, что каждый мог бы услышать, если бы захотел, как движется туман. Потоки звуков и света взорвались вновь, когда танцоры начали двигаться на шестах синхронно. Они казались столь легкими, словно это ремесло вообще не требовало усилий. Дав смотрел с балкона, нервно теребя ногтем кутикулу на большом пальце. Он переводил взгляд с Энди на завороженную толпу, потом на Ёна и вновь на парня. Клуб битком набит посетителями. На шесте человек, который так нужен ему. Алкоголь течет рекой, словно вскрылась глубокая жила, но он… Энди так и не позволяет ему почувствовать себя состоявшимся. И что такого в этом парне, что Смит первый раз в жизни чувствует нечто похожее на ревность? Какого черта он себе позволяет, что с ним ничего невозможно сделать? Странное такое чувство, и не потому, что мальчишка напропалую трахается со всем, что способно платить, а потому что… потому что Энди лишь терпит его. Терпит. Лишь. Смит сам позволил ему это, сам знал, что это необходимо, а теперь ревнует Энди к Энди и к тому пространству, которое отделяет его от самого парня. Он бы проклял сам себя. А смысл? Ничего уже не изменить. Энди и дальше будет лишь терпеть. Наверное, в глубине души Дав понимал, что сам разбил скорлупу, в которую был загнан парень, и теперь неизбежно наступит время, когда он вырастет из нее, переступит, раздавив под ступней. За триста лет он не видел человека талантливее корейца, а теперь… ученик превзойдет его. И время это уже вот-вот. Смит даже чувствует его дуновение. Энди — ветер, что рождается где-то за горизонтом, переливаясь легким бризом, пока не соберется и не пронесется вихрем. Разве можно будет обуздать его потом? Он точно пройдет между скалами, не разбившись об отроги. Обдерется, обобьется о края, но все равно пройдет.

Танец нереален. Неописуем.