Кройл и его сыновья расчищали по 6 акров в год. Таким образом, к 1861 г., т. е. через 16 лет после приезда этой семьи в Канаду, они сумели выплатить долг и расчистить участок площадью 100 акров (40 га). Их ферма к тому времени стоила 1 тыс. ф.ст. (Это были колониальные фунты стерлингов, так называемая «галифакская валюта», хотя Канада официально перешла на доллары примерно в 1858 г.) Два старших сына к тому времени ушли из семьи на свои собственные фермы, но Кройл и двое младших сыновей продолжали работать на его земле.

Поражает бережливость этой семьи, описанная Кройлом в мемуарах. Летом семья питалась беконом, говядиной и ветчиной, которые они коптили сами, яйцами от своих кур, сыром и сливочным маслом, изготовленными из молока собственных коров. В октябре они резали корову или молодого бычка; четверть туши получал кузнец, другую — сапожник, еще одну — портной, а последняя четверть доставалась им самим. Еще одно домашнее животное резали в декабре; тушу разделывали, замораживали и клали в бочки с соломой, где она хранилась до конца марта. Половину шкуры второго животного получал за свою работу дубильщик, а другая половина возвращалась Кройлу. Раз в году на ферму приходил сапожник и шил обувь для всей семьи. Животный жир вытапливали для того, чтобы из него изготовить свечи; из остатков жира, сваренного с золой, получали мыло. Женщины пряли шерстяную пряжу и ткали полотно, шили одеяла и покрывала, делали перины. Когда женился сын или выходила замуж дочь, Кройл продавал пару лошадей и одну-две коровы, чтобы, как он выражался, справить молодым «приличный наряд». Но он при этом нисколько не беднел, так как на свет все время появлялись новые телята и жеребята. Экономике сельского хозяйства нужны были телята, жеребята и дети!

Особенность этой экономики, по крайней мере на канадском Востоке, заключалась в том, что почти всегда удавалось получить урожай какой-нибудь культуры. Если было слишком сыро для пшеницы, удавалось собрать много картофеля и сена. Для фермеров Восточной Канады широкое разнообразие их продукции означало, что они могли производить почти все, что им было нужно, и зачастую даже с излишками. Разумеется, то, что было для семьи Кройла обыденными обязанностями, сегодня никто не делает — чего стоит настоящий тяжелый труд по расчистке земли (эти самые 6 акров год), т. е. рубка деревьев, их распил, сжигание кустарника и, наконец, корчевание пней, из-за которых болело сердце и спина! Если даже эти пни несколько лет гнили, их было исключительно трудно вытащить из земли. А кроме того, фермеры должны были выполнять свою обычную работу. Даже зимой домашние животные не давали отдохнуть — коров нужно было доить два раза в день; лошади, куры и свиньи требовали корма и ухода. Нужно было рубить и колоть дрова, ставить или чинить изгороди, варить варенье и делать соленья; прясть, ткать и шить одеяла — и делать тысячу других дел, которые откладывались на зиму, когда не надо было трудиться на открытом воздухе.

Основным развлечением в сельской местности были танцы, обычно кадриль, под аккомпанемент файфа[265] и скрипки (фидл); вариации были самые разнообразные — шотландские, ирландские, американские. Повсеместно в Онтарио и Квебеке пили виски, а в Атлантических провинциях — дешевый ром, который привозили на кораблях из Вест-Индии. Из чего бы ни делали виски — из подмороженной ржи, из подгнившей тыквы или, как того требовали правила, из осоложенного ячменя, — оно всегда было чистым и крепким. Когда виски поджигали, оно горело бледно-голубым пламенем. Порой алкогольные возлияния и фермерское дело плохо сочетались друг с другом. Многое в сельской местности делалось сообща, часто ради шуток и забавы, но не только. Однако для совместной работы по строительству амбара или дома нужна была хотя бы капелька трезвости. Писательница Сюзанна Муди, автор книги «Выживание в чаще, или Лесная жизнь в Канаде», особенно раздражалась, когда много народу собиралось для заготовки леса. «Шумят, бесчинствуют, напиваются» — так описывала она подобные сборища. Миссис Муди, английская дворянка, переехавшая в Канаду в 1832 г. вслед за мужем, знала об этом не понаслышке; как-то раз ей в течение трех дней пришлось кормить и поить тридцать двух мужчин, собравшихся для работы. Многие общественные мероприятия невозможно было провести без пунша.

Репетицию хора в Галифаксе и, без сомнения, в других местах, нужно было обязательно сдобрить порцией пунша, и находился знаток того, как смешать ром, лимонный сок и сахар для небольшого подкрепления в перерыве. Ведь когда поёшь, так хочется пить!

Мужское население повсеместно употребляло алкогольные напитки. В XVIII в., как, впрочем, и в XIX в., пьянство джентльменов не считалось зазорным. Сохранилось свидетельство двадцатидвухлетнего капитана военно-морского флота из Галифакса — в 1787 г. он и еще 20 джентльменов обедали у губернатора. Выпив 60 бутылок кларета и дюжину или две бутылок пива, те из них, кто еще мог держаться на ногах, двинулись вверх на холм к Цитадели, чтобы попытать счастья с девицами на Барракстрит.

Но в XIX в. борцы за трезвость нанесли удар любителям алкоголя. Начиная с 1830-х гг. появились движения за трезвость, которые пропагандировали замечательные свойства холодной воды. Фактически члены общества «Сыновья трезвости» убедили правительство Нью-Брансуика в виде эксперимента ввести «сухой закон». Он был принят в 1852 г., введен в действие 1 января 1853 г. и отменен в следующем году как совершенно невыполнимый. Другой вариант этого закона, который был отважно принят в 1855 г. и введен в действие 1 января 1856 г., заставил правительство уйти в отставку и тоже был отменен. После этого правительства Нью-Брансуика старались больше не возвращаться к данной проблеме. Другие колонии не пытались ее решить. Тем не менее в колониях в то время росло число протестантов, которые считали пьянство грехом. Движение за трезвость было популярно среди методистов и баптистов, а также среди пресвитериан; англикане оставались к нему равнодушны, а католики вообще его игнорировали. В конце концов, ведь именно святой Бенедикт[266] считал, что пинта вина в день не является чем-то греховным или опасным[267].

Не следует думать, что на заседаниях обществ трезвенников только звучали проповеди и демонстрировалось благочестие. Молодой человек или девушка, в семье которых отец пил, имели представление о том, что может сделать виски, и без лекций, предсказывавших алкоголикам адские муки. В этих обществах часто состояли молодые, энергичные и предприимчивые люди — какие угодно, но только не бесхарактерные; они давали деньги на проведение танцев, пикников, ужинов и прогулок на санях зимой. А во время катания на санях не было лучшего способа согреться, чем выпить виски. По мере того как эти институты развивались и совершенствовались, они порождали такие