— Ты ведь не будешь скучать по прежнему месту? Потом ты, кстати, туда вернёшься.

— Потом… это когда?

Тут до меня дошёл ответ.

— Ты… урод, ты хочешь оставить её здесь… Псих! Сволочь! Ублюдок!

Едва я приподнялась, этот выродок надавил на плечи, заставляя лечь обратно, при этом успокаивающе шикал.

— Тише, тебе нельзя волноваться. Я же говорил. Излишние нагрузки тоже противопоказаны — боюсь, твои намерения навредить мне как раз таковыми и являются.

Он наклонился ко мне и поцеловал в лоб. На шее я заметила родинку. Болезненное напоминание ударило в мою душу, расходясь по всем её уголкам с едким шипением — так бурлит вода в наполненной ванной от брошенной в неё «бомбочки».

— Твоя дочь нужна мне, Катя. Она покажет, на что способна, — благоговейно прошептал он. — Это первая испытуемая в моем новом эксперименте, начатом семь месяцев назад. Начало великого открытия… Bonum initium est dimidium facti. Ты должна гордиться, что именно ей выпала такая честь. На ней я оценю влияние пренатальной иммуномодуляции на сопротивляемость организма нейроинфекциям в течение первого года жизни. Если результаты будут положительными, я расширю эксперимент путём набора новых объектов с самыми различными параметрами — от фенотипа крови до принадлежности к определённой расе. Выборка значительно возрастёт. Это будет грандиозный проект.

— Ах, этот. Ты говорил про него. И про младенцев, зачатых разными способами. Естественным сам делать будешь? — издевательски поинтересовалась я. — И то, сколько детей в процессе твоей погони за желаемыми результатами будут отобраны у матерей, убиты и искалечены, тебя, конечно же, не волнует?

Химик вздохнул и слегка поднял голову, отчего его массивный, выступающий вперёд подбородок проступил ещё сильнее. В чистой голубой озерной глади глаз мужчины засверкали кристаллы. Для кого-либо другого зрелище могло навевать красивую грусть, но только не для меня, испытывающей к этому уроду и всем частям его тела жгучую ненависть.

— Мне грустно, что ты ничего не можешь понять, Катя. За семь месяцев, проведённых со мной, я думал, что это, возможно, изменится, и ты посмотришь на меня с другой стороны, но… зря.

Приподнявшись на кровати, я вздрогнула от неожиданности, когда почувствовала толчок ребёнка в животе — на сей раз особенно сильный.

«Если ты тоже сейчас хочешь дать ему по морде, доченька, я тебя полностью понимаю».

Я положила руки на живот. Тот оставался упругим и твёрдым. Возможно, тонус матки повысился ещё больше… К счастью, признаки родов, помимо нынешних схваток, так и не появлялись, и связанная с этим тревога постепенно уходила. Осталось лишь подождать, не станут ли нарастать эти, вместе с сокращением между ними интервала — но что-то подсказывало, что данные схватки были очередными ложными, связанными на сей раз со стрессом.

Я перевернулась на правый бок, отбросив мысли о том, что снова буду выглядеть перед Химиком жалкой и уязвимой — лежание на боку всегда помогало остановить сокращения матки, а заодно уменьшить боль в спине.

— Послушай. Если ты считал, что я здесь свихнусь до твоей степени, то ты ошибался. На меня подвал так губительно не влияет. Кстати, наука тоже. А если кто и будет рад сдать своих близких на опыты, то только такой же конченный идейный фанатик, как ты.

По тому, как дрогнуло лицо Химика и как он сглотнул, я поняла, что попала в цедь.

— Не надо говорить мне так. Ты ничего не знаешь, ни о чём понятия не имеешь. Я не радовался тому, что сделал. Но без этого было никак. Можно сказать, меня тоже вынудили, — голос его затвердел и стал грубым, а пальцы рук сжались. — Я это понял и принял. Я смог это сделать, я живу с этим — сможешь и ты.

— Отпусти её, — прошептала я, понимая, что сейчас расплачусь. — Отпусти мою дочь. Пожалуйста. Тебе ведь нужна была только я, со мной и продолжай делать всё, что собирался. Ты изначально ведь так и планировал! — я сорвалась на крик. Из глаз предательски покатились слёзы. — Из-за того, что я попала сюда, ты хочешь пожертвовать ею тоже!

Химик осторожно подошёл ко мне снова, не сводя пытливых, сверкающих чистым безумием глаз.

— Не смотри на это с такой стороны, Катя. Считай, нам наоборот повезло. А насчёт дочери не переживай — ты даже её не увидишь. Ни сразу после рождения, ни когда-то ещё. Представь, что её не было. По сути, она всего лишь часть эксперимента над тобой… Когда вы разделитесь, мы с тобой продолжим то, что хотели изначально. Но и дочь твою я отпустить не могу. Ты ведь знаешь правило — ничто не должно пропадать зря. Тем более такой проект.

Он отошёл.

— Привязанности — вот что нам всем мешает. Но однажды придётся выбирать между ними и самим собой. Между любовью и по-настоящему великими делами.

— Ты просто моральный урод, если думаешь, что я смогу забыть о существовании своего ребёнка, — тихо ответила я.

— Жаль, — Химик покачал головой. — Позже, когда ты перестанешь сцеживать для неё молоко, я смогу помочь тебе её забыть. Но до той поры…

Он печально опустил глаза.

— Неужели тебе будет нравиться постоянно думать и представлять, что с ней происходит?

— Нет, — я с ненавистью взглянула в его холодные глаза. — Настолько нет, что я найду способ тебя убить.

Поганец слегка улыбнулся.

— Об этом месте известно только мне. И только я знаю отсюда выход. Если ты действительно убьёшь меня, то вы с ребёнком всё равно погибните здесь. Бессмысленная голодная смерть… Поэтому будь умницей, Катюша. Ну пока отдыхай… Кстати, теперь я сам буду носить тебе еду и сопровождать в ванную. Не знаю, как ты, но лично я буду счастлив проводить с тобой больше времени. Ты для меня особенная, Катя.

Он ушёл, оставив меня наедине с мыслями. Я думала о том, что ненавижу его — как и всегда, хотя к флакону с ароматом ненависти прибавились новые нотки омерзения: этот урод предлагал мне забыть Элину. Но и ещё кое о чём.

Он будет чаще общаться со мной. И он знает, как отсюда выбраться. А главное — я теперь в другой части этой большой лабораторной тюрьмы.

Всё это напоминало разрозненные части одного пазла. Осталось только их соединить, чтобы понять всю картину, и надеяться, что эта картина укажет путь на свободу.

Глава 35

Ощущение было действительно, как от погружения в преисподнюю. Чем глубже я продвигалась, тем больше меня охватывала непроглядная тьма, а