— Скоро узнаем, — Маэдрос отвернулся к окну, неживой взгляд оказался прикован к чёрной скале, — возможно, Нолофинвэ понимает, что моя смерть ничего не даст. К тому же, меня такая перспектива пугает гораздо меньше, нежели возможность броситься в безнадёжный бой и снова оказаться единственным выжившим из всего войска, висящим за руку на Тангородриме, или запертым в темнице, где меня будет истязать любой желающий из морготового войска. Или он сам. Понимаешь, да, что твоему отцу не запугать меня? Он это тоже понимает. Более того, я знаю, что он не сможет даже попытаться действовать, как Моргот. Когда…

Речь химрингского лорда оборвалась на полуслове, губы дрогнули.

— Когда твой отец, Финьо, — с трудом заговорил старший Феанарион, — говорил мне, едва живому после пыток Моргота, что я должен отдать ему корону нолдорана, иначе Второй Дом получит полную свободу мстить Первому, и прольётся кровь, мне стало плохо. Я был уверен, что Нолофинвэ скажет, что не станет звать лекарей или давать мне снадобья, пока я не соглашусь на его условия, однако…

Тяжело вздохнув, Маэдрос на миг оторвался от созерцания скалы и посмотрел кузену в глаза:

— Твой отец позвал лекарей и дождался, когда мне станет лучше, чтобы продолжить уговаривать. Тогда я не оценил его поступок, но сейчас, действуя против королевского приказа, снова и снова вспоминаю тот эпизод. Однако мне немного жаль, что Нолофинвэ меня, скорее всего, не казнит. Порой жизнь кажется невыносимой, но когда смерть становится реальной, откуда-то берутся мысли, что Туивьель будет больно, если я погибну, что некому командовать в осадном лагере, что Химринг без меня не выстоит… Мать почувствует, дочь тоже. Интересно, это действительно разумные рассуждения, или я просто судорожно хватаюсь за жизнь?

— Как бы то ни было, — Финдекано наклонился вперёд, — я знаю — тебе ничто не угрожает. И я полностью поддерживаю твою позицию, не отца.

Маэдрос кивнул, снова уставившись в окно. Где-то далеко завывал ветер, вынужденный дуть в навязанном стенами направлении, на востоке собирались тучи.

— Хорошо, что ты приехал, — напряжённо произнёс после долгого молчания Феаноринг. — В Барад Эйтель, надеюсь, не Фирьяр командуют?

— Конечно, нет, — то ли в шутку, то ли всерьёз ужаснулся сын верховного нолдорана, — Рингаро.

— Я не стану дожидаться хитлумской стражи, — Маэдрос резко встал, скомкал два отложенных в сторону листа, бросил в камин, остальные сложил в конверты и запечатал. — Поеду к твоему отцу. Если не вернусь, хоть ты в это и не веришь, осадный лагерь — твой. И останови отца, не позволяй ему бросать армию в безнадёжный бой.

Финдекано кивнул.

Хотелось продолжить разговор, вспомнить что-то хорошее из детства, да хотя бы сказки деда! Обсудить то, как Финвэ в хорошем настроении рассказывал про выдуманных нимбиньяр, а в плохом — про эльфов и реально существующих зверей, про то, как Нарнис любила слушать волшебные истории…

Однако дверь за химрингским лордом захлопнулась, а некоторые ящики стола остались открытыми, как и северное окно. И этим было сказано гораздо больше, чем всё.

Правитель, на котором не нажиться

В котёл с расплавленным металлом, состав которого не был известен никому, кроме мастера, добавилось серебро.

— Всё равно не то! — выругался Эол, уверенный, что ещё один эксперимент оказался неудачным.

Воссоздать или сделать хотя бы отдалённо похожий на упавшую звезду сплав не удавалось уже не первый год, материалы закупались и тратились впустую, в конечном счёте оказываясь израсходованными на декор или украшения. Получалось красиво, однако отсутствие нужного результата лишало способности радоваться успехам.

Двое наугрим, отец и сын, помогавшие в работе, переглянулись: не рано ли делать выводы? Это ведь самое начало создания нового сплава! Его свойства ещё только предстоит изучить!

— Господин Эол! — среди жара и искр появился ещё молодой, но уже седеющий гном. — Я пришёл поблагодарить за топор! Это потрясающе!

В руку эльфа высыпались золотые мирианы.

— Тебе нужен ещё один? — приободрился кузнец.

— Нет, это моя благодарность!

Подмастерья снова переглянулись.

— Я сделаю тебе ножик, приятель, — Эол наклонился к радостному бородачу, — а ты выясни, что за тихушники повадились крутиться около моего дома у Старых печей. Если это дружки Телхара, которым я отказался продать записи, пусть знают, что со мной лучше не играть. Я и в Белегосте этих гадов найду, даже если их драгоценный Азагхал самолично защищает своих ворюг.

— Спорим, — шепнул отцу подмастерье, — если бы Телхар и его дружки были из Голодрим, наш друг-кхулум бы уже их всех выпотрошил и кишки на их же заборе развесил.

Эол сделал вид, будто не услышал, повёл гостя в соседнюю комнату, где хранились заготовки.

— Ошибаешься, — пожилой гном подошёл к котлу и осторожно взглянул на расплавленный металл. — Я много раз видел, как кхулум ругался на сородичей последними словами, однако ни разу ничего никому не сделал. Помоги огонь разжечь.

Наугрим взялись за работу. Вчера привезли новый уголь, и его ещё предстояло сортировать и проверять, поэтому пока пользовались имеющимися запасами.

— Плохая штука — страх, — совсем тихо заговорил отец-подмастерье сыну, — испытаешь однажды, возненавидишь себя за слабость, а потом, видя тех, кто не боится, будешь ненавидеть уже их! Из зависти! И начнёшь пугать до тех пор, пока им тоже страшно не станет. А как испугаются, либо перестанут быть интересны, либо будут вынуждены бояться вечно, находясь рядом с тем, кто на них отыгрывается. Но если дойдёт до настоящей драки, дальше слов вряд ли дело продвинется.

— Гадство, — констатировал молодой гном, почерпнув лопатой уголь.

— Ай, не говори! — отмахнулся отец.

Эол вернулся один. Довольный.

— Это Телхар, — хищно скалясь, сообщил он помощникам. — Решил на моих наработках нажиться, гад. Ничего, я ему подсуну «наработки». Пусть крадёт! Я буду ждать, когда этот криворукий посмешищем станет. Ещё большим, чем уже является.

Критически взглянув на котёл, брат Тингола вышел из кузницы на улицу и с удовольствием вдохнул прохладный весенний воздух.

Ногрод разрастался. Эол помнил гномью обитель крохотным подземным городишкой, чтобы попасть в который, требовалось несколько дней пути среди путанных коридоров. Теперь же Ногрод начинался ещё до входа в рукотворную пещеру: перед горным склоном выстроили пять кварталов, где жили гости ярмарок, мастера, и отдыхали торговцы, а сразу на спуске