…Почёт и добрая слава принадлежат к числу наиболее приятных вещей, когда каждый воображает, что именно он таков, каков бывает человек хороший, и тем более в том случае, когда почести и похвала воздаются со стороны лиц, которых мы считаем правдивыми. Если человек с пренебрежением относится к этому и не придаёт никакого значения почестям со стороны их и доброй славе среди них, то ради чего он живёт?»…

* * *

В комнате Александра находилась женщина. В притушённом свете лампадария он заметил, что она не слишком молода, но красива. Гостья невозмутимо возлежала на постели, прикрытая лёгкой тканью розового цвета. Сквозь накидку вызывающе просвечивало тело, прикрытое складками ткани в тех частях, которые до поры не следовало увидеть. Бледное овальное лицо с невысоким лбом, прямой нос, тёмные брови в одну линию, полноватая грудь и выразительная линия бедёр, на которых покоилась холёная рука с длинными тонкими пальцами.

– Кто ты? – сдерживая в себе – не только удивление, но и раздражение, спросил Александр. – Зачем ты здесь?

– Я Калликсена, подарок твоего отца.

Калликсена! Александра приятно поразил певучий голос. В Афинах Александр слышал о ней от самих граждан, что сопровождали его; они с восторгом отзывались о ней, делились слухами по поводу её искусства обольщения. Кто говорил, что она фессалийская гетера, кто – храмовая жрица любви, но в любом случае общение с Калликсеной стоило счастливцу огромных денег. К тому же действительно несравненная и восхитительная гетера была уверена в том, что ни один мужчина не в состоянии был устоять перед ее обаянием. Появление у сына македонского царя, о котором узнала, что он ещё девственник, она посчитала для себя легкой забавой, развлечением, игрой кошки с мышкой…

Хотя внутреннее раздражение не покинуло юношу, ему вдруг показалось интересным узнать, что случится дальше. Как она поведёт себя и как это отразится на нём. Или даже насколько наглость незваной гетеры позволит ему терпеть её присутствие.

Калликсена протянула руки; ткань упала с плеча, обнажив соблазнительное тело до пояса.

– Иди ко мне, Александр.

Он повиновался. Сел на край постели. Он ощутил едва уловимый благоухающий запах тела, похожий на аромат весеннего мёда, обожаемого им с детства. Гетера взяла его левую руку и осторожно положила себе на левую грудь; он ощутил приятную упругость. Следом взяла правую руку и положила себе на правую грудь, медленно сняла с его плеч хитон, после чего своими пальчиками коснулась его кожи и начала нежно вибрировать по известным только ей эрогенным точкам, медленно опускаясь вниз. Александр чувствовал, как неведомая живительная сила вселяется в него, высвобождая глубоко сидящие в нём чувства и устремления. Убедившись, что её старания достигают цели, Калликсена лукаво глянула ему в глаза и улыбнулась, обнажив белые, словно жемчужины, зубы.

– О, я вижу, твой воин готов к сражению! – Она тихо рассмеялась. – А мне говорили, что ты равнодушен к женщинам.

Внезапно у него забилась мысль: «Отец решил за меня, с кем мне спать? Отец лишает меня свободы даже в выборе женщины»…

Не исключено, Калликсена, получив задание Антипатра, решила взять на себя роль наставницы:

– Представь, дорогой мой, что женщина – это божественный костёр Эроса, куда мужчина вовремя подкладывает священные дрова; в этот огонь мужчины приносят своё семя как приношение богам. Совместное творение Эроса должно быть нежным и страстным, взаимным, предвосхищая и соизмеряя приближение экстаза как всепобеждающее завершение соития мужчины и женщины. Из жертвенных приношений в костёр любви рождаются взаимные чувства, и зарождается жизнь другого существа.

Калликсена притянула Александра к груди и нежно поцеловала в макушку головы. О, Зевс! Так делала только его мать! Кровь внезапно бросилась ему в лицо. Внезапно его охватил гнев, с которым совладать он уже не мог. Александр вырвался из объятий гетеры.

– Пошла прочь! – закричал он так громко, что его услышал Антипатр, ожидавший событий встречи в соседней комнате; советник понял, что и на этот раз Александр остался самим собой.

* * *

Узнав об условиях мира с Филиппом, афиняне вздохнули с облегчением, а когда договор был подтверждён клятвами перед алтарём Зевса, то все греки в Аттике* возликовали. Афинские правители, архонты, постановили воздвигнуть на агоре бронзовую статую «божественного» Филиппа, даровали ему и Александру почётное право афинского гражданства. Такое же гражданство было дано Пармениону и Антипатру.

По возвращении в Афины Демосфена ждало глубокое разочарование – он не узнал сограждан, которые не так давно ловили каждое его слово и безоговорочно верили во враждебность царя Филиппа по отношению к ним. По случаю «вечного мира» с Македонией городские власти устраивали праздники чуть ли не каждый день. Ранее уважаемому политику и оратору Демосфену сограждане припомнили все его действия, направленные на македонского царя, отчего незамедлительно возбудили против него сразу несколько судебных дел, и все в основном «за вред, причинённый дружбе с Македонией».

От унижения и неминуемой гибели Демосфена спасли лишь эмоциональные и вразумительные речи, которые пришлось ему высказывать на судебных заседаниях в собственную защиту.

Мир во имя войны

После заключения мирного договора с Афинами Филиппу ничего не оставалось как стать реальным хозяином Греции. Но он пожелал получить этот статус по согласию населения греческих городов. Для этого созывает представителей в Коринф на внеочередной всегреческий синедрион. Одна Спарта отказалась принять участие, прислав гонца со словами:

«Если Филипп утверждает, что существует мир между греками и македонянами, спартанцы считают такой мир тяжким рабством, так как он дарован победителем, а не договором свободных государств».

Понимая правоту спартанцев, Филипп всё равно не отреагировал на подобные «мелочи», но оставил за собой право на удар, как он сказал грекам, «по возмутителям спокойствия и мира в Элладе».

Для созыва синедриона Коринф был выбран неслучайно. Сто пятьдесят лет назад перед грозящей опасностью нашествия персидской армии Ксеркса в этом городе впервые был создан военный союз греческих полисов. Его усилиями персидский флот у Саламина потерпел поражение, персы с позором возвратились в Азию. Для Филиппа, претендующего на лидерство среди греков, это историческое событие представлялось предельно весомым.

Первое заседание синедриона для македонского царя прошло успешно. Образовался новый всегреческий военно-политический союз – симмахия, целью которого являлась предстоящая война с Персией. Все города Греции получили в синедрионе постоянное представительство при обязательном условии подчинения собственных интересов решениям симмахии. За отступления от утверждённых совместными усилиями правил налагались огромные штрафы или более суровые наказания, как, например, исключение из союза. В таком случае виновнику грозило военное вмешательство симмахии и