наконец сказал Чернявый. – Ты мне коньяк купил, а я добрый, когда кто-то добрый. Завтра вечером приходи сюда, с ловэ. Займи у соседей, или пусть родственники телеграфом вышлют. Ты же не сирота? С друзьями приходи. Если завтра бабулек не будет, – мы включаем счетчик: по сотне тысяч в день. И не шути, а то на Барабашке тебя все равно поймаем. В студию зайдем, аппарат заберем. Ты понял?

– Понял. Лады, пацаны. – Монгол встал из-за стола и, не оглядываясь, направился к выходу.

«Как лошка развели, красавцы, – думал он, жадно вдыхая свежий морской воздух набережной. Оглядываясь назад, не идет ли кто, он судорожно перебирал, как бусины, события вечера. – Но я тоже не идиот».

И тут он увидел ее. Виолетта стояла у обочины дороги. Она была одета в длинное зеленое платье, которое делало ее стройную фигуру еще утонченнее. Фонарь эффектно освещал ее спадающие волнами на плечи огненные волосы.

Рядом, на высоком каменном парапете стояла пустая винная бутылка и два полных стаканчика.

– Ну наконец-то! Привет, – немного обиженно сказала она, откинув волосы. – Где ты ходишь?

Эта фраза прозвучала так обыденно, так по-домашнему, будто ревнивая жена разговаривала со своим мужем.

– Я тебя внутри ждал, – удивился он своей недогадливости. – Мы же вроде договаривались…

– Наверное не поняли друг друга. – Виолетта передернула плечами, как бы стараясь забыть досадное недопонимание. – Держи.

Монгол взял стаканчик. «Надо же, стояла, терпела. Ждала меня ночью. Значит – верная», – уважительно подумал он.

– Прогуляемся?

– Конечно!

Они медленно шли вдоль набережной, пока не остановились у скамейки, укрытой густой листвой цветущего олеандра.

– Прикинь, а здесь гранаты растут, – сказала спутница.

– Настоящие гранаты? – не поверил Монгол.

– Ага.

– Где?

– Да вон, – висят.

Монгол вгляделся в темный куст свисающих из-за забора веток, покрытых мелкими зелеными листочками. Затем подпрыгнул, схватился за ограду и, подтянувшись, сорвал с длинной, как удочка, ветки красноватый плод. Гранат оказался совсем небольшим, и к тому же незрелым. Он был полон белесых, слегка розоватых ягод. Но это был настоящий, экзотический плод!

– Обалдеть! Гранаты! – восхитился Монгол, впившись зубами в кислые незрелые зерна.

– Выкинь, – Виолетта взяла его за руку, выбросила гранат и, вернув ему стаканчик, загадочно улыбнулась: – Ну что, за нас?

– Ага. – У Монгола слегка закружилась голова. То ли эти нехитрые слова выбили из него остатки разума, то ли после пережитого в ресторане ударил в голову запоздалый хмель. Он почувствовал себя будто древний рыцарь, который, чудом спасшись от чудовища, освободил свою возлюбленную из заколдованного замка.

Чокнулись.

– Выходи за меня замуж, – неожиданно для себя ляпнул он и тут же подумал, что сказал это слишком рано. Поспешно и, наверное, не к месту.

– Я подумаю, – Виолетта смущенно повернулась, обдав его волной сладких духов и кокетливо моргнула длинными ресницами.

И они снова чокнулись.

Монгол выпил и подумал, что уже не жалеет о сказанном. Что вот оно и наступило, то долгожданное счастье, когда все по-взрослому, а это и есть та самая, единственная, которую искал. Та самая любовь, о которой мечтают пацаны, – чтобы оба, чтобы с первого взгляда, чтобы красивая, чтобы верная, и – до гробовой доски. Когда чувства – глубже, чем слова, и куда весомее, чем все эти глупые басни убежденных холостяков-неудачников. Когда больше никто не нужен, да и большего нечего ждать, поскольку и нет ничего большего, чем сердце, переполненное любовью к красивой и желанной женщине!

Запах ее духов, ее глаза, близкие, манящие, ее талия, ее грудь, – все это было его, его родным, его любимым, будто принадлежало ему всегда, просто пряталось где-то до поры, до этой сладкой поры обладания.

Виолетта переминалась с ноги на ногу, будто ждала чего-то. «Она ждет от меня каких-то важных слов, дел», – осенило его.

– Ты не подумай чего. Я тебя как увидел, так сразу и полюбил. У меня серьезные намерения. Я все могу, я, знаешь… У меня знаешь, какие друзья! У меня квартира есть. У меня мама добрая. Она будет любить тебя, – ты не думай. А какие она борщи варит!

Виолетта молчала. Монгол осекся.

– Я забыл, а ты откуда приехала? – сказал он, чтобы что-нибудь сказать.

– С Венеры, – ответила девушка.

– Я сразу понял, что ты с другой планеты, – сказал он, удивляясь самому себе, своему лирическому настрою… И в этот миг его мозг, будто старая патефонная пластинка, медленно остановился…

…Сознание вернулось к нему уже глубокой ночью. Он лежал на боку, явно на скамейке, судорожно хватая ртом воздух. Его, видимо, только что стошнило: изо рта медленно стекала тягучая слюна. Он попробовал пошевелиться, но не смог. Все тело потеряло чувствительность, превратилось в бревно. Откликался почему-то лишь придавленный телом мизинец левой руки. Перед глазами мутным расплывчатым пятном блестели залитые рвотой доски скамейки. Напротив, неподалеку, стоял фонарный столб. Его яркий белый свет до боли, будто сваркой, резал ему глаза.

Где-то совсем рядом звенели женские голоса.

Он прислушался. Сознание было словно в сумерках, но все же достаточно ясное, чтобы понимать, что происходит.

– Ты его убила? – спрашивал высокий женский голосок. Монгол узнал его. Это была та самая Ирка, которая пришла в бар с компанией Чернявого. Ему стало неуютно от своего беспомощного состояния.

– Не-а, пожалела, – отвечала ей Виолетта. – Забавный такой лошок, из провинции. Жениться мне предлагал.

– А деньги? Не нашла?

– В карманах нет. Похоже, что пропил все, гад. Или спрятал где-то. Я видела у него не меньше лимона.

– Мальчики тоже ничего не нашли. Валера на баре сказал, что должны вроде остаться, но я Артуру не сказала. Он в последнее время на меня совсем волком смотрит. Кобель.

– Может, в трусы спрятал? Или в носки?

Монгол почувствовал, как холодные женские руки снимают с него ботинок.

Он опять попытался пошевелиться, но с ужасом понял, что совершенно парализован. Его тело было будто придавлено тяжелой каменной плитой.

– О, и вправду что-то есть! Ха, да тут копейки. На опохмел оставил, гад.

– А в трусах поискать не хочешь?

Девушки снова засмеялись.

– Ты мне, кстати, за юбку Ленкину еще должна.

– Да помню я. Видишь, не подфартило. У-у, гад. Все пропил. Только зря клофелин потратила, – ответила Виолетта, и Монгол почувствовал легкий удар каблуком.

– Злая ты, Танька. Он на тебе жениться хотел.

– Как же, жениться! С его мамой жить в Кацапетовке? Им, кобелям, одно нужно, – запрячь и ехать. Ладно, пошли домой. Вон книжка какая-то валяется… Подложи ему под голову, что ли, чтобы язык не заглотил.

И девушки, весело смеясь, зацокали по набережной своими высокими каблуками.

Город мертвых

…Монгол шел по узкому