стрельнув взглядом, отвела глаза.

– А хочешь «Амаретто»? Ликер такой. Пробовала?

– Да, хорошая штука. Валера, плесни мне «Амаретто», – обратилась она к бармену.

– А я вон ту штуку попробую. Виски.

– Он дорогой очень, – уважительно сказала Виолетта.

– Я обычно бренди пью. Французский. Своп. Неплохая вещь. – Монгол небрежно достал из кармана толстую пачку купюр. Девушка отвела взгляд.

Время текло тонкой струйкой в фужеры, пьянило, кружило голову, обещая роскошный сказочный вечер. На стойке перед ними появлялись то экзотические коктейли в больших треугольных рюмках, то высокие фужеры с долькой лимона, то широкие и тяжелые стаканы-бочонки. Деньги таяли.

«Как бы все не пропить», – думал Монгол, чувствуя, что не может оторваться от ее глаз. Это сладкое общение целиком захватило его, как наркотик, как липкая цепкая паутина.

Ее тоже слегка развезло.

– И она потом уехала в Италию, родила ребенка, потом развелась. Муж ей отписал дом на побережье, машину. Живет теперь в свое удовольствие! Представляешь? – Она засмеялась, невзначай прикоснувшись к его руке.

– Чего руки такие холодные? – спросил он, уже плохо понимая, о ком она.

– Не греет никто.

– Я согрею, – сказал он, приобняв ее и уже откровенно пожирая глазами ее декольте.

Темнело. Ресторан медленно наполнялся посетителями. По стенам загорелись, побежали цветные веселые огоньки, зазвенела посуда, слышался приглушенный смех. К дальней стене зала вышли одетые в белые костюмы музыканты, вынесли аппаратуру, стали настраиваться и, наконец, заиграли. Молодая солистка в блестящем облегающем костюме затянула унылую, как степь, кабацкую песню. Затем вышел плотный пожилой мужчина в белом пиджаке, шляпе и клетчатых брюках.

Плыла луна среди ветвей,

В пруду пиликали и квакали лягушки,

А в том саду пел соловей,

И мы с Маруськой молча чавкали ватрушки.

И вот пошли с Маруськой в ЗАГС

И расписались там в журнале для начала,

А чтобы брак наш укрепить,

Святая церковь нас с Маруськой обвенчала.

Песня всем понравилась. Ресторан долго хлопал, женщины то и дело кричали «Браво!»

– Бока, «Черный ворон», – крикнул кто-то из глубины зала, подняв в руке купюру.

– Пошли? – Монгол пригласил Виолетту на танец.

– Я плохо танцую.

– Я тоже. – Он взял ее за талию и они медленно закружились, стараясь попасть в такт.

Мужик в шляпе, задрав брови, затянул на восточный манер:

Черный ворон труба черная черней,

Жизнь проходит из одних только черных дней.

Всюду горе и в душе моей темно,

Вот такое черно-белое кино.

– Плохо стучит, – сказал Монгол, кивнув на барабанщика. – Сейчас я покажу, как надо.

– Саша, не надо! – попросила она, и он сразу понял, что надо.

– Надо! – сказал он, подошел к барабанщику и, когда тот опустил палочки, попросил сесть. Тот не хотел, что-то говорил.

– Вставай! Я тоже барабанщик! – гордо сказал Монгол, сунув ему несколько купюр.

Ах, как больно, как обидно, – не пойму

В этот черный день по-прежнему пою.

И никто ведь не увидит слез моих,

Как всегда ты, я чужой среди своих.

Монгол устроился на стуле, но был неприятно разочарован. Барабаны стояли странно и неудобно, ему никак не удавалось развернуться. К тому же сама установка состояла лишь из рабочего, хета и одной тарелки. Кое-как отстучав песню, он вдруг увидел, что Виолетта, слегка пошатываясь на каблуках, побрела к выходу. Он догнал ее у самых дверей.

– Прости, мне нужно идти, – сказала она.

– Я тебя провожу!

– Нет, не надо. Я рядом живу.

– А зачем тебе домой? Может, погуляем, искупаемся?

– Меня от этого моря воротит. И купальника с собой нет: я ж с работы.

– Я отвернусь! – сказал Монгол, глядя ей в глаза.

Она засмеялась, чмокнула его в нос.

– Если хочешь, то я переоденусь, и скоро вернусь, – загадочно прошептала она.

– Приходи конечно, я буду ждать, – обрадовался он.

Она длинно посмотрела на него, резко отвернулась, будто обрывая магию момента, и легко побежала вниз по ступенькам. Монгол посмотрел ей вслед, а затем, засунув руки в карманы, победно прошествовал за свой столик. Ему было хорошо! Сердце пело! Сердце стучало так, как умеет стучать только сердце барабанщика!

– Братан, в картишки не желаешь? – скучающим голосом обратился к нему худенький чернявый паренек, перелистывая в руках замусоленную колоду.

– Не, не хочу.

Паренек ушел.

Прошло еще полчаса. Монгол сходил в туалет, умылся. Холодная вода на миг отрезвила его. Проверив карманы, он вытащил из сильно похудевшей пачки купюру в 50 тысяч.

– Мало ли. Хоть на хлеб, – пробормотал он, стараясь не думать о еще недавно нарисованном в его воображении роскошном пире, который собирался устроить на поляне. – В конце концов всех кормить я не собирался, а Том сам виноват.

Засунув купюру в носок, он вернулся в ресторан и заказал себе еще выпить.

– В «Буру» срежемся? – к нему снова подошел Чернявый. – А то я автобуса жду, одному скучно.

– Денег нет, – ответил Монгол.

– Да не боись, на просто так поиграем, на счет, – сказал Чернявый.

– Развести меня хочешь? На просто так – это на «без интереса».

– Музыку знаешь, музыкант? – Чернявый усмехнулся, почесал нос. Будто еще раздумывая, подсел за столик и перетасовал колоду. – Ну ладно. Давай тогда на «без интереса». Сдвинь.

Монгол рассеянно глянул на дверь ресторана.

– Ладно, давай.

Чернявый раздал по три карты.

– А я тут сижу, жду автобус, даже поиграть не с кем, – скучно повторил он. Монгол вскрыл карты. Ему повезло.

– Тридцать два, – гордо объявил он.

– Двадцать пять, – сказал Чернявый. – Молодец. Сдавай, а мы запишем.

– Зачем писать, если на интерес? – спросил Монгол.

– Порядок такой. – Чернявый достал листочек и записал выигранную Монголом цифру.

Монгол раздал карты. Ему снова повезло, потом снова. Через полчаса игры на бумажке красовались цифры 0–500.

– А ты хорошо играешь! – восхищенно, но как-то слишком деловито произнес Чернявый. – Сам где обитаешь, братишка?

Это скучающее внимание насторожило Монгола.

– Там, – Монгол неопределенно махнул рукой.

– Отдохнуть приехал? А сам откуда?

– Из Харькова, – он улыбнулся.

– О, земеля! – потеплевшим голосом сказал Чернявый. – А там где?

– У Барабашки живу. – Монгол плохо знал Харьков, но зато вспомнил название рынка.

– Я видел, как ты стучал. Хорошо работаешь. Ты лабух?

– Не, чисто панк-группа. Никакой коммерции.

– Я люблю панк. «Сектор Газа» уважаю, пацаны четко за жизнь поют. Пришел бы вас послушать. А где в Харькове играете?

– Сумская, 10. – Монгол сказал первое, что пришло в голову. – Базара нет, приходи. Бесплатно пропустим.

– Зайдем, послушаем. Сдвигай.

Монгол выиграл еще пару раз, но везти вдруг