— Не хочу тебя лишний раз тревожить, тем более после произошедшего. Он… сложный. Лучше пока сосредоточиться на других делах.

Настаивать я не стала, в конце концов, Маркус явно не хотел об этом говорить.

— Спасибо, что отпустил меня, иначе… — я запнулась, даже не желая представлять, как всё кончилось бы для друзей.

— Я не хотел. Это была очень тонкая грань.

— Извини, но по другому было нельзя. В конце концов, я же вернулась? Вроде бы в рассудке.

— Вроде бы, — кивнул он, — но мы это ещё проверим.

Примерно через четверо суток приехал гонец с сообщением о передвижении войска и прибытии к Собору. Раздав последние указания, Маркус отправился к Син узнавать, что нужно брать с собой. Я же, воспользовавшись всеобщей суетой, решила просто пройтись по дому.

Раньше мне казалось, что приблизься я к осуществлению такого нереального плана, должно стать спокойнее, но тревога только нарастала. Все эти ритуалы, множество факторов, которые зависят от посторонних… Откажись сейчас Син или реши просто подставить нас — всё закончится, не успев начаться. А ведь она меня не любит, сколько я нападала на некромантку, что, если она решит отыграться? А этот ритуал в соборе… я же вообще ничего не знаю, да и не уверена, хочу ли я знать. Может, правда лучше оставаться в неведении, чтоб не нервничать лишний раз. Что-то мне подсказывала, что он либо окажется болезненным, либо понадобится много жертв. Либо и то, и другое.

Я запихнула надежду так глубоко, что почти её не слышала. Так будет проще, если всё сорвётся. А сейчас у меня имелась последняя возможность попрощаться с местом, которое в какой-то степени стало мне домом. Не нужно врать себе, что всё получится, ведь этого может и не быть.

В бывшую комнату я заходить не стала. Проведя в заточении несколько недель, я успела рассмотреть её от и до, и запомнить все мелочи. Пройдя по лестнице, я остановилась у большого портрета родителей Маркуса. Если бы не вся эта ненависть и предательства, они были бы живы. Как бы тогда повернулась жизнь? Встретились бы мы когда-либо с их сыном? Если да, но он не потащил бы меня за собой, ведь никакой артефакт ему не был бы нужен. Хотя и на кладбище я бы не оказалась, ведь родителей и сестру не предали бы и не убили. А может, я и вовсе не родилась бы, кто знает, сколько всего произошло бы за триста лет.

Следующим пунктом остановки была библиотека, в которой я провела столько времени, что впору было бы ставить кровать. Бродя вдоль стеллажей, я кончиками пальцев вела по старинным фолиантам, не опасаясь, что появятся видения очередного зверского убийства. Но сколько полезного я тут узнала, например, про ту же войну. Не подозревая, как однобоко пишутся книги, я взглянула на события другими глазами, и, оказалось, что люди ничем не лучше вампиров. Наверное, остальные приходят к этому выводу значительно раньше, но я росла как комнатный цветок, оторванная от реальности. А сколько людей выжили бы, знай они, что случится. Вынув с полки книгу про оракулов Ларминии, я долистала до портрета прапрабабушки.

— Спасибо, что ты не хотела участвовать в этом безумии. Если смогу, то прекращу его раз и навсегда, — тихо прошептала я скорее самой себе.

Пролистав книгу до своей страницы, я обнаружила новую пометку «Трагически погибла, защищая человечество».

Какой вздор!

Поставив книгу обратно, я двинулась к кабинету, припоминая, как ходила сюда разбирать карты. Обстановка не изменилась. Всё также книги, наложенные неровными стопками, окружали ворох пергаментов. Сев в кресло, я вспомнила и своё видение. Как забавно… я ведь до сих пор не поняла, что это было — причина или следствие? Я влюбилась после увиденного или видение появилось в ответ на слабое-слабое чувство? А впрочем, какая разница. Теперь имеет значение только крайне сложное настоящее и слишком уж туманное будущее.

Последней остановкой моей маленькой экскурсии был сад. Снежная вуаль покрывала его целиком, лишь два фонаря одиноко торчали из снега. Не будь войны, среди этих снегов лучились бы жизнью цветочные островки, с любовью выращенные Миссой, и сама она была бы жива. А сейчас сад был какой-то незнакомый и чужой. И именно тут, рыдая над мёртвым телом Маркуса, я всё вспомнила. Множество раз я проклинала тот день, жалея, что ответила на зов, что вернула память, которая привела с собой и боль. Стоило ли оно того? Особенно, если уже через пару дней меня окончательно не станет…

Мои размышления прервал Маркус, тенью встав за мной.

— Пора.

Дорога к Собору вела далеко на восток к заснеженным шапкам высоких гор, теряющимся в тёмном небе. Минуя поля и леса, мы проезжали города и маленькие деревеньки, в которых жили простые вампиры, если их можно было так назвать. Они молча склоняли головы и провожали нас взглядом. Я чувствовала множество жизней в домах, при том не только вампирских. Попадались и люди, тролли, а около таверны, закутавшись в меха, сидел отряд гномов, куря трубки и попивая что-то из кружек. Мне вспомнилось, как я первый раз увидела гномов и тоже у таверны. И точно также они сидели и пили, громко о чём-то споря. Ну хоть у кого-то ничего не поменялось. Все деревья по пути были усеяны воронами, следящими за прибывающими войсками.

Странную энергетику я почувствовала раньше, чем увидела сам Собор. От величественной постройки захватывало дух. Разглядывая её, я невольно сравнивала с собором Тирры, но чёрный камень и алые витражи, переливающиеся в ночной тьме красными всполохами от горящих внутри свечей, веяли особым очарованием, ужасным и прекрасным одновременно. Но одна вещь не давала мне покоя.

— Маркус, а почему собор зазывается Багряный? Он же чёрный.

— Когда солнце спускается к вершинам гор на закате, то кажется, будто долина наполняется бордовым светом, и сам камень тоже меняет оттенок. Так и не опишешь, нужно видеть.

Спрыгнув с коня, Син подошла к нам. Она явно была порядком напряжена. Первый раз я видела её настолько сосредоточенной и хмурой.

— Когда прибудут люди?

— Примерно через пару часов, — ответил ей Маркус.

— Хорошо, мне нужно подготовиться. Нужна территория для рисовки двух кругов, пусть никто не наступает.

Отогнав всех мешающих подальше, некромантка приступила к работе. Она проводила рукой над снегом, и на нём образовывалась грань круга и символы, проваливаясь к земле и